В дверях столкнулся с Мишкой. Не глянул в глаза ему, бегом бросился со двора.
Мишка, без рубахи, непонимающе переводил взгляд с бабки на мать.
— Что тут?..
Бабка Захаровна горько покачала головой, проронила:
— Вот она, новая власть.
Глава двадцать третья
Ступил Мишка наземь босыми ногами; в трусах, наливаясь знобкой дрожью, прыгал через мокрый бурьян. Ось холодная и тоже мокрая от росы. Рывком выбросил ее вверх. Раз, два, три… пять… восемь… Двенадцать! Паром горячим обдало. Покраснел, на шее, груди и руках узлами набрякли жилы. Нет, кажется, сил. Но сдаваться не хотелось. Ногами подыскал стойку прочнее. Не силой, а злостью выжал. Подержав, не рискнул опустить — выскочил из-под нее. Загудела от удара земля. Хватал ртом холодный воздух, руками сдавливал грудь, будто боялся, что колотившееся сердце прорвется на волю.
За плетнем торчал Горкин смоляной вихор. Кивнул ему. Тот, приняв это за приглашение, пролез в дыру, подошел. Попробовал оторвать от земли ось, тяжело. С завистью оглядел его мускулы на руках.
— Здорово… Тринадцать разов, а вчерась — девять.
— Считал?
Покраснел Горка — не забыл еще, как выгнали его когда-то из-за плетня. Указывая куда-то за Сал, спросил:
— Слыхал… как рвануло?
Насупился Мишка, растирая на ладони свежий волдырь.
— Не спал… тоже?
Минула третья ночь, как в питомнике произошел взрыв. Если бы Мишке и не шепнули загодя, кто собирается это сделать, все равно подумал бы на друзей. Они сделали то, что не удалось им с Федькой. Радовался их удаче. Но радость омрачалась этой случайной, казалось, связью с посредником, Горкой. Мальчишка. Достаточно одного слова на улице, среди таких же, как и он, чтобы погубить всю организацию. Это и пугало Мишку. Порою являлось острое желание пойти к Галке и все раскрыть начистоту. Добавлялось еще и другое: попросить у Веры прощения. Не давала покоя недавняя жестокая выходка… Теперь понимал, что обозвал напрасно тогда девушку. Работает в комендатуре она по заданию. Сорвался: ревность и боль в тот черный час сошлись в нем воедино. Сознавая, мучился вдвойне. Только и облегчения: ему верил Горка. Попытка оправдать себя словами провалилась. Одно оставалось — дело. Руки уже начали чесаться от долгого безделья. Подумывал, что бы такое сделать для начала? Организация зашевелилась, действует: листовки, ночные пожары по хуторам — горит хлеб, сено, взрыв склада…
Нет, не мог Мишка явиться к ним с пустыми руками. Ночами особенно одолевала мысль: «Что сделать?» Швырнуть гранату в окно коменданту? Днем рискованно, а ночью… Бывает ли он там? А в машину? Подкараулить у моста. Мысль! Еще лучше в проезжую какую-нибудь… С солдатами или важной птицей, посолиднее коменданта. И ничего не надо, кроме одной гранаты. Добра такого хватает. В любой канаве, под плетнями… С запалами — беда.
Прошлой ночью Мишка подумал о Горке. Достать через него запалы в полиции. В свои планы пока парнишку не вводить. Так и сказать, для всякого случая. Заколотить с ним дружбу покрепче. И этим держать его при себе, чтобы меньше бывал на улице с детворой, — будет спокойнее, не сболтнет.
И сейчас, глядя мимо Горки, Мишка спешно подыскивал окольный путь, незаметнее, плавно свести разговор на запалы. Сплеча рубанешь — напугаешь еще. Но ничего такого не приходило в голову. Сказал, лишь бы не молчать:
— Денек безветренный… Рыбалить только. И неожиданно для самого себя предложил:
— Айда поудим? А то и бреднем можно… У вас же есть, кажись?
— Ну, есть?
Недоверчиво глянул Горка. Худые плечи его свело, вздрогнул, будто влез уже в холодную воду.
— Сходи, спробуй… Вода как лед.
— А гранатами, а? Глушить…
Самого покрыл озноб — так удачно завязался нужный разговор. На радостях схватил ось и начал кидать ее вверх.
Рот Горка раскрыл. Глаза с каждым броском округлялись, наливаясь горячим блеском. Не выдержал, громко крикнул:
— Четырнадцать!
Мишку качнуло. Переступил, не сгибая в коленях, онемевшими ногами. Едва удержал над головой «штангу». Красной порошей завихрилось в глазах. Собрал остатки сил и бросил ось наземь.
Тряс Горка за руку, с испугом наблюдал, как отходила у него с лица и шеи кровь.
— Не порвал… жилу? — спросил побелевшими губами.
Встряхнул Мишка головой, задышал ровнее и глубже. Бело засветились на солнце зубы.
— Жилу? Не-ет, не порвал. Все мои жилы на месте! Схватил Горку за штанный ремень, и смеясь на весь двор, закружил.
Делая страшные глаза, зашептал Горка:
— Бабка, бабка…
Учуял под ногами землю, подался к плетню. Захаровна, кособочась, хмуро глядела на них из-за сарая. И скрылась, как видение, не уронив и слова.