— Верка коменданта убила!
Замедленно доходил смысл; еще не совсем поняв, Мишка почувствовал удушье. Хриплым, не своим голосом переспросил:
— Кого?
— Да коменданта… — уже неуверенно и не так горячо повторил Горка. — Слыхал, мать моя Галке Ивиной через плетень шумела. А у нее как раз тот полицай сидел… и Ленька.
Мишка, щурясь, глядел на разлатое облачко; оно будто зацепилось за оголенный сучок качуринского тополя. И не мог сам понять, отчего так вдруг полегчало у него на душе?
Глава двадцать восьмая
Недвижимо висели над станицей тучи. С утра сеял дождик, частый, колючий. Будто черной краской вывозили плетни, дороги, тесовую обшивку домов. А к полудню с Мартыновского бугра потянуло ветерком. За-ворочались потревоженные тучи; вскоре очистился западный край неба. Вышло на синюю волю солнце. Огнем занялись сады. Позеленевшая вторично степь за речкой паровала, как весной. Позади, в сторону Нахаловки, на Терновском бугре грозной неподступной стеной встали сдвинутые тучи.
Желтые с красными прожилками щепки подскакивали вверх и шлепались в бурьян. Яблоня со стоном отзывалась на каждый удар топора. А Мишка, обливаясь потом, сек, сек…
С весны бабка точила его, чтобы выкорчевал дерево— место занимает в саду да глаза мозолит голыми сучьями. Нынче вот время указало. Наткнулся на яблоню и вспомнил бабкину просьбу. Руки даже зачесались, так захотелось свалить мертвечину. Попробовал своим топором. На пятом взмахе разлетелось надвое топорище. Спасибо Горке, принес из дому. Наш, русский, — наверно, саперы бросили, — тесак отточенный, а рукоять гладкая. Идет со звоном в сухое, перестоявшееся дерево. Тут же сидел под черешней и Горка. Копая щепкой землю, ждал, пока Мишка разогнет спину. Он уже раскаивался, что передал ему услышанное под окном Ивиных. Лишняя горечь, а то и обида. Пока Верку держали в гараже под стражей, он, Горка, измотался; нес Мишке все виденное и слышанное. От каждого известия он отделывался молчанием, бледнел да катал под кожей щек желваки величиною со сливу. А вчера, после казни, прямо с площади пропал. Весь ярской край выбегал Горка. До потемок искал. Ни дома не было, ни в садах. Увидал нынче рано утром за сараем. Стоял он одетый, толкал ногой «штангу», но руки держал в карманах. Догадался по захлюстанным штанам и ботинкам, что где-то уже бродил по мокрой лебеде, а то и вернулся только после вчерашнего домой. На его осторожный вопрос Мишка не ответил. Ни слова не молвил и спустя час, когда Горка передал ему подслушанный разговор у Галки Ивиной. Красноголовый Молчун предложил украсть труп Веры с площади и похоронить. Поддержали его «полицай» и Сенька Чубарь. Ленькиного голоса Горка не слыхал, хотя знал, что тот тоже сидит в кухне. Выдавил из него несколько слов, когда принес топор. Подбрасывая его в руках, похвалил:
— Ага, это секира.
Разогнул Мишка мокрую спину. Надавил рукой на ствол — держится. Топор отбросил, налег всем телом. На все ярские сады пошел треск. Рухнула яблоня в прогалину между веток. Сорвалась с дальней вишни стая воробьев и, обогнув ивинскую акацию, что у ворот, упала на сарай.
Пошатываясь, он подошел к Горке. Глаза возбужденно горели от победы. Утирая тылом руки пот со лба, сказал:
— Подвалили… А то торчит…
В прерывающемся голосе — радость. Горка улыбнулся. Отлегло, потеплело на душе у парнишки.
— Слушай, Горка… Идешь со мной?
— Куда?
— Опередим их…
Будто палкой треснули Горку по голове. Мял, щупал темя, ровно туда пришелся удар.
— Ее фриц охраняет, с автоматом. Да и полицаи патрулируют кругом, как собаки. Во волкодавы. Как сгребут…
Сузились глаза Мишки.
— Трус.
— Уж и трус скорей. — Горка обиделся.
Подолом рубахи Мишка вытер досуха лицо, шею. Вбирая рубаху в штаны, прикидывал так и этак, чем бы зацепить занозистого пацана. Знал, одному в таком деле не обойтись. Не так руки его нужны — слабоваты они, — как присутствие, с кем бы можно перекинуться живым словом.
— Ладно. Без сопливых обойдусь. Не глядя на него, спросил:
— Лопатка дома есть у вас?
— Ну… есть.
— Могилку вырыть загодя… Вот где?
Хмурясь, долго смотрел на качуринский тополь. На черном фоне туч ослепительно белел, освещенный солнцем, обгорелый сук. Торчал он изогнутой в локте рукой, похоже, замахнулся на кого-то.
— Там, у тополя, и вырою. Горка одобрил:
— Ага. Над обрывом. И памятник ей поставить со звездочкой. Как тот был, что за станицей. Знаешь? Куда за телятами ходим… Там коммунары с Дону порубанные лежат. Батька рассказывал…