— Сопля зеленая…
Тогда еще Андрей подумал не без удивления, что между начальником сыска и помощником треснула одна из многих веревочек, опутавших обоих по рукам и ногам. Явно Никита хочет приобрести самостоятельность, уйти из-под опеки. Воронок в дело и не в дело покрикивал на него даже в присутствии нижних чинов. Андрей замечал, как самолюбивого и нагловатого парня при этом всего передергивало. Едва крепился он, чтобы не пугнуть матюком своего начальника.
Разлад между дружками радовал Андрея. Воронок ведет себя спокойно. После поездки в хутор Веселый дружба завязалась у них еще крепче. А вот с Никитой идет наперекос. Сперва он потянулся было к нему, а потом заметно остыл. Кошка дорогу перебежала? Поведение Никиты настораживало.
— Нож-то твой, точно? — спросил Андрей, оторвавшись от дум.
Ленька скривился: тоже, мол, спросил.
— Там инициалы мои.
Внимательно осмотрел Андрей наборную цветную колодочку. На овальном торце гвоздем, видать, нацарапано две буквы — «К» и «Л».
— Да…
Серые, с припухлыми ото сна веками глаза его (Ленька только что разбудил) беспокойно оглядывали Ганочкин двор. Остановились на цинковом подойном ведре, надетом на вербовый стояк. Твердел взгляд, правая рука сдавливала колодочку ножа. Сказал больше для самого себя:
— Ловко нас опростоволосил Беркут, ловко…
Тон его поставил Леньку в тупик: промолчать или ответить? Не утерпел, высказал свои сомнения:
— Боюсь, водит он за нос жандармерию, Мишка. Опередили нас, по всему, нахаловские хлопцы, ее одноклассники. Из наших, ярских, некому. Знаю всех.
Андрей, увертываясь от сигаретного дыма, щурился, глядел на тусклое лезвие ножа. Вспоминал недавнюю встречу над Салом с Мишкой Беркутом. Видал он его при дневном свете впервые. Парень крепкий, здоровый. И опять, в какой уже раз с той поры, до мелочей представил Мишкины неумелые попытки втянуть его, Андрея, в разговор: хотел услыхать голос. Ясно, узнал. Но видались они оба раза в потемках— и в подвале и у Ивиных. Потому и не уверен. А голос помнит еще с первой встречи. Значит, ему хотелось удостовериться… А зачем? Тоже орешек. Разгрызи! Не мягче Никишкиного. Странным показалось и Ленькино сомнение… Сказал таким тоном, лишь бы что сказать:
— Видал его на днях… Беркута. Не говорил тебе? Перенял Ленька его взгляд. Чтобы скрыть внезапную красноту, рванул зло корень. Схватился обеими руками. Оторвал. Какой день мучило то ночное столкновение с отцом у бабки Быстрихи в горнице. Отец предатель, убийца. Мало! Еще грабитель, Не мог даже матери передать случившееся. Каждое утро, просыпаясь, со страхом ждал, что она принесет эту весть от кумы, куда ходит по утрам перегонять молоко. Не говорил и друзьям. Скипелось все внутри. И молчать нет сил. Разматывая с руки оторванный корень, глядел, как в побелевшие пальцы вливалась кровь. Сказал с усмешкой:
— Мишка спал уже… Под сараем у себя. Когда собирались в школьный двор… могилку копать, забегали с Карасем. Я сам чуть ли не до топчана его подлазил. Это было часов в десять… А через час мы были уже в парке.
Согнал с лица усмешку; тонкие ноздри гневно дрожали. Дрожь и в голосе.
— Как-то гости наведывались к ним… В эту субботу, ночью… К Беркутовым. Отец, Воронок… И дядька Макар с ними. Деньги требовали… Пьяные. Отец уже пистолет доставал.
— Я знаю, — просто сказал Андрей.
Ленька хлестал корнем по бурьяну, боясь поднять глаза. Андрей ловко вогнал финку по самую рукоять в землю. Вытащил, обтер пальцами.
— Макар исповедовался мне. Плакал. Хитер он…
— Холуй… За самогонку землю жрать будет.
— Да, а ведь тогда он не случайно задержался в полиции… Обмывал проигрыш мой с Бекером у Картавки. Не ты ему подсказал?
— Чего ради?
Ткнул Андрей окурок в подошву сапога, растер. Глянул на часы, спохватился:
— Четыре! На пять — совещание у гильфа. Опять Скиба этот… День и ночь совещаемся, «плануем». Ждем, Мишка Беркут язык развяжет. Как думаешь, выдержит?
— Он знал, на что шел.
Легко вскочил Андрей на ноги. Отряхивая галифе, посоветовал не то приказал;
— Посиди эти дни дома. Галка вернется, пришлет Карася. Теперь с тебя Никита глаз не будет опускать. Батьку не видал еще после гаража?