— Мам, до нас человека одного приведут.
— Батюшки, какого человека?
— Не пугайся. Он ненадолго. У других нельзя: обыск повальный, полиция прямо по дворам ходит. А у нас искать не станут. Да и был уже Никита, ночью. Устроим где-нибудь. Под полом или на чердаке.
— Ой, сынок…
Заметила, как посуровел взгляд его, согласилась едва внятно:
— В самом же цекде. Гульбища каждый божий день.
Ленька сделал жест: все, мол, понятно. Прыгнул через ограду и пропал в кукурузе. За ним бросился Жульба.
— Жулик! Жулик! — позвала собаку.
Слезам дала волю в кухне. Не кричала в голос, не всхлипывала, слезы лились сами собой. Из-за сарая вывели кого-то под руки и бегом направились к дому. Угадала: Сенька Чубарь и красноголовый, Агафьи Долговой парень, Молчун. Что-то знакомое почудилось и в третьем, хромом, которого тянули. Тут же вспомнила: Ганочкин постоялец, полицейский! Страшно удивилась. Взбивала в макитре опару деревянной ложкой и не видела, как она лезла через край, вываливаясь на рукав телогрейки, а с рукава падала на пол.
— Господи, боже мой!
Подождала, пока стихли шаги на ступеньках, выглянула из калитки на улицу. Стояла, подперев щеку, как чужая, не решаясь войти в собственный дом. Обернулась на скрип чуланной двери. Ленька манил ее пальцем. Подошла, ломая под цветастой завеской руки.
— Плохо ему, мама. Врач нужен. Сенька зараз сбегает. Звать к тебе будет. Придется лечь…
— А как же… — Анюта ослабила платок. — Корову бы подоить, а? Успею?
Ленька кивнул.
Выпроводив Сеньку, Ленька растопил в кухне печь, поставил ведровый чугун воды. Присел на корточки, глядел, как огонь с треском пожирает слежалую пахучую полынь. Загудело в тяге. Сзади неслышно подошел Жульба. Лизнул в шею. Обнял Ленька его, прижался щекой. Бледное, осунувшееся лицо осветилось едва заметной улыбкой. Печальная улыбка, светлая. Проступила на лице и усталость. Ох, как он устал, если бы кто знал! Душой устал. Напасть какая-то на них последние дни, черная, жестокая… Битва с врагом усложнялась борьбой в самом себе. Отречься от самых близких тебе людей! Хватит ли на это сил? Каждый час сводит их к черте — ты или тебя. Понимал: рано или поздно они все втроем встанут на эту черту. В душе не хотел ее, встречи. В тот день, когда Никита вернул ему нож, он, ошеломленный, был далек еще от этих мрачных, гнетущих мыслей;..
Но об усталости его никто не должен знать. Особенно— друзья. А от Жульбы скрывать нечего. Какие твердые мускулы у него на шее. И горячий-горячий.
Возле порога — хлопанье материных галош. Открыл Ленька глаза, но собаку не выпустил. Ждал: крикнет, по обыкновению. По тому, как вздрогнули мускулы, догадался: подобное что-то почуял и Жульба. Но мать обошла их молча; на столе цедила сквозь марлю молоко. Жульба даже не поверил, — не вырываясь из Ленькиных рук, скосил блестящие глаза.
— Чего глядишь? — Анюта переняла его взгляд.
Но голос ее на диво мирный; он в знак благодарности шевельнул гнутым мохнатым хвостом.
На базу заревела корова. Анюта беспокойно глянула на сына.
— Может, уж… прогнать мне ее, а?
Ленька отпустил кобеля. Сунул в печь жмут полыну. Отряхивая штаны, ответил:
— Сам отгоню. Ты пока воду грей. А кликнут меня из сада… сразу в дом, ложись… Никита или отец ежели… скажи, плохо тебе, за доктором послала.
— Ох, сынок…
Из огорода махал Сенька.
— Идет! Вот уж… — еще издали сообщил.
Дышал тяжело, заправляя в штаны выбившуюся рубаху. В глазах — тревога, выжидание.
— Я встречу его, а?
— Не выдумывай. Проверь посты. Карась прибегал… Пока еще в Нахаловке полицаи орудуют. Чтобы каждый шаг их был известен тебе. Да, еще… Пистолет его… — Ленька кивнул в сторону дома: Андреев, значит, — я заткнул под стреху сарая. Возьмешь потом, он тебе велел.
Робко звякнула щеколда. Букет с лаем бросился к калитке. Облизал Ленька пересохшие губы, сказал шепотом:
— Будь возле тополя. Да к Галке пошли… Она еще ничего не знает…
Скорыми шагами он направился к воротам. Из кухни испуганно выглянула мать. Кивком послал ее в дом. Отогнал собачонку, калитку открыл широко.
— Не ошибся я?
Доктор, изогнув по-козлиному голову в каракулевой шапочке, похоже как бодаться собирался, поверх пенсне оглядывал его молодыми карими глазами.
— Входите, входите, — пригласил Ленька. — Сюда вот, в дом…
Поднимаясь на веранду, он взял доктора под руку. Ввел в переднюю, будто боялся, что тот запротивится и не пойдет. Усаживая на стул, сказал заранее подготовленную фразу:
— Помощь окажите, товарищ Глухов. Построжали за квадратными стеклышками пенсне глаза хирурга. По долгому, изучающему взгляду его Ленька понял: расчет был верный. Кончиной не удивишь: весь свой век он в единоборстве со смертью. Всякого повидал. А вот обращение «товарищ» по нынешним временам осмелится проговорить вслух далеко не каждый.