— Коршун…
Федька усмехнулся: ерунда такая его занимает. — Чертова посудина, до ночи постоит и утюгом на дно. Вся в дырках, как решето.
— Глиной замажем.
— Куда? Тут ее уже пуда два, не меньше. Один черт!
Думал еще у деда Каплия попросить, соседа… У него новый баркас.
Плюнул недовольно в воду. Загляделся, как серебряная мелочь налетела скопом на плевок, взбаламучивая водную гладь.
— Как с голодного края, — усмехнулся он. Отщипнул в кармане от краюхи хлеба, бросил: — Нате, обжоры.
Брызгами сыпанули мальки от шлепка, иные выпрыгнули из воды — думали, щука.
— Дурачье, — пожурил Федька. Глянул сбоку на Мишку. — Напрасно ты с Ленькой связался… насчет шнура. Душа у меня не на месте, честно.
Мишка с яростью прихлопнул на щеке комара, растер; оглядывал брезгливо ладонь.
— Успел напиться уже, скотина. — Обмыл щеку. — Достанет. Там же дядька его, Макар, в складе…
Поерзал Федька на камыше.
— Безрукий? Вот тоже… Он буденновец бывший. Вся родня там…
Скуластое лицо его от камыша и воды зеленое, четче проступили на нем коричневые и красные конопины. В ясных, детски больших глазах, как в освещенной солнцем воде, отражалось небо, край глинистого обрыва, зеленая полоска камышей. А в самом зрачке, черном, показалось Мишке: он видит себя. Подался вперед, качнул вихрастой головой: да, он.
Федька смутился. Белые, мохнатые, будто распушившиеся одуванчики, ресницы дрогнули и замигали, похоже как дунули на них, уши покраснели. Смешно втягивал голову в плечи, отворачиваясь, поджимал губы. Уставился, как баран…
Мишка, зажимая рот ладонью, затрясся в смехе, — под баркасом захлюпало, по воде пошли круги. Это обозлило Федьку. Выпустил из-под себя камышовую чалку, прикрикнул:
— Гребани, что ли!
Он так и не понял, что в нем смешного нашел Мишка. Подумал о другом. Нынче утром за столом досужий до всего Карась присмотрелся внимательнее к его, Федькиной, губе, сочувственно заметил:
— Либо паук тебя ночью тяпнул за губу? Почернела и вздулась, вона…
Федька покраснел, не смея поднять от чашки глаз. Дать подзатыльник глазастому — еще догадаются…
За поворотом плотной стеной сомкнулись камыши. Траншеей темнел проход, только-только протиснуться баркасу. Место узкое, мелкое, вода в тесноте прорывается с рокотом, звенит и пенится в промоинах, вокруг позеленевших камней, пригибая осоку и молоденький камышок. Вверх, на воду, баркас так не прогнать. Мишка попробовал отталкиваться, но держак у лопаты жиденький, гнется, того и гляди треснет. Засучил штаны выше колен, спрыгнул в холодную воду. Упираясь босыми ногами в колкое дно, толкал с кормы. Федька цеплялся за камыш; отдуваясь, изо всех сил тянул, как за канат, направляя нос баркаса в доступные места. Вышли опять на чистое.
— Дарданеллы чертовы, — чертыхался Федька, придерживая руками баркас, пока Мишка влезал в него. Разогнул спину, оглядел пустынные крутые берега. — Моя армада сроду сюда недобиралась. Берегом плыли. Позапрошлым летом, перед войной, дед Ива на белой кобыле гнался за нами. Помню, вот до этой вербы. Мы уже плыли, а он подскакал. Лошадь дальше не пошла: спуск вон какой дурацкий. Жахнул из берданки солью. Погоди, хлопец… Нога-то… кровь.
Мишка промыл ногу, осмотрел порез. На пятке, чуть повыше рубчатой, побелевшей от соленой воды мозоли, киноварью горела на свету капля крови. Вздувалась, росла на глазах, отяжелев, неслышно упала в воду. Брезгливой судорогой свело Мишке рот. Отвернулся, передергивая плечами.
— Камышом зацепил или камнем. Перевязать бы чем…
— Ерунда, — заключил Федька. — Дай лопату, я гребану. А ты ее за борт, ногу. Затянет в два счета — дело проверенное.
Разогнулся Федор, усмехаясь, спросил:
— А ежели чужую доведется кровь пускать, тоже побледнеешь, а, Мишка?
— Не пускал чужую, — сухо отозвался тот, не поднимая глаз.
Сал повернул круто влево, солнце теперь палило в спину. Берега пошли положе, одетые в зелень — осока и кусты чернобыла опутаны непролазным бреднем ажины, повители. Только сверху, местами пропадая, желтел глинистый карниз, в метр-полтора высотой, — приют стрижей и щуров.
— Тут остановимся. Разогнал Федька баркас, врезался в камыши, силясь протолкаться поближе к берегу. На сухое пришлось прыгать. Пригибаясь, полезли наверх. Федька, ловко хватаясь за бурьян, карабкался первым, за ним, не поспевая, тащил по бурьяну мешок с толовыми шашками Михаил.