И опять, как днем, Федьке не удавалось представить лицо Татьяны. На плантации он не глядел на нее в упор, встречая насмешливую улыбку, от греха отходил, чтобы не послать ее подальше куда. Один раз, правда, видел вблизи. Но было то давно, прошлогодней зимой, в день ее свадьбы. Толкался и он со всеми нахаловцами у каплиевских окон. Протирал вязаной варежкой запотевшие стекла, видал горницу, набитую веселым, пьяным народом, столы, заваленные свадебной всячиной. Невеста вот рядом, в белом вся, будто в яблоневом цвету. И жених тут же, Васек Каплий, зубы скалит…
Надоедливо бубнит Кирей. Федька вовсе и не слушает его, но вдруг… Скиба! Что он знает о Скибе? Скосил глаза. Темно. Даже силуэта не видать его, коленкой только чувствовал теплый бок. Понял, в чем дело, успокоился. Не стал и отвечать.
О Мишке упорно не думал. Гнал от себя все мысли, связанные с ним. А они, как назло, лезли… Явка в Панском саду. Кроме него, Федьки, никто же не знает, что дело это Мишкиных рук… Додумается ли сам старый шепнуть хоть Галке? А если выдал и Галку? Девка не робкого десятка, а там черт ее знает… Дадут пару разиков под дыхало, и заговорит.
Засов дверной загремел неожиданно. Ни голосов, ни шагов не было слышно. Кирей припал к самому лицу Федьки, задышал табачным угаром:
— За мной!.. Убегу!.. Что пересказать на волю?.. Скибе, Скибе!.. Он в станице зараз, а? Да шибче! Отчи-няють!
Насилу оторвал Федька от воротника его цепкие корявые руки. Привстал.
— Скибе нечего пересказывать… А вот матери моей поклон передай. Мол, дело батьки сын твой не предал. Вот и все.
С засовом все еще возились. Парень настойчиво гнул свое:
— Хлопцы там… хлопцы! Боюсь и вертаться. С землей сравняють. И винтовки есть, и патронов куча! Ну, говори! Шукать где будем его, а? Скибу, Скибу! Ой, ну…
Несколько острых и широких, как немецкие штыки, фонарных лучей вонзились в узников. Кирей отшатнулся от Федьки. Как-то сразу обмяк, сгорбился.
Федька почувствовал холодок на щеках, когда от двери из темноты выкрикнули его фамилию и имя. Стараясь не хромать, пошел прямо на огненные глаза, упертые в него. Возле порога его схватили под мышки. Оторвали от земли, пронесли бегом и, раскачав, кинули вверх. Там подхватило тоже несколько рук. Понял — в кузове грузовика. Пригляделся к темноте. По бокам у него — четверо. Сидели молча, каменно. В кабине зеленели крапинки приборов. Порхал и светлячок папироски. Сквозь заднее мутное стекло различил при вспышке сигареты и знакомый профиль — тот шофер, паренек, с волосатыми руками, с которым ехал до Зимников на первую встречу со Скибой. «Бекерова колымага», — догадался он. И как-то потеплело на душе: то ли оттого, что весело и беззаботно провели тогда дорогу в этой кабине, то ли еще отчего…
Накрапывал теплый дождик. Вдыхал до головокружения Федька паркий запах ночи. В гараже через открытую половину створчатой двери было видно, как один нож-луч настойчиво резал темноту — видать, размахи-вал кто-то рукой. Слышались голоса, даже смех. Потом вышли. Фонарики погасли. Возле кузова раздалась звонкая оплеуха, и опять Степкин голос, как днем:
— Лезай и ты, падло! Не так скучно будет вдвоем в рай добираться.
В кузов Кирей ввалился сам, без помощников. Приглядевшись, сел рядом с Федькой. Тесно прижался, обхватив его руками. По вздрагивающим острым плечам его Федька понял — плачет. Подтолкнул локтем, подбодрил. Еще один прыгнул в кузов, грохоча сапогами и прикладом. Степка Жеребко с кем-то втиснулись в кабину. Остервенело хлопали разболтанной дверцей, матерились.
Тронули. Фар не включили. Степка из кабины ощупывал фонарем впереди дорогу. Перевалили мосток через профиль, с площади свернули направо, в сторону Нахаловки. Больше догадывался Федька, чем узнавал, ка-кие проезжали дома. Учащенно забилось сердце, когда машина, ревя мотором, буксуя, брала подъем на греблю. До боли в глазах вглядывался в мокрую темень. Вон над обрывом, в полусотне шагов, чернеет глухой стенкой их хата, а напротив, через овраг, тускло белеет каплиевский флигель. Со дна оврага тянуло илом, соленой прелью тины.
Оборвалось что-то в середке у Федьки. С новой силой почувствовал щемящую тоску и стыд, которые не покидали его надолго эти последние часы. Какая она, Татьяна? Помнил вкус ее горячих губ, ощущал ее крепкие ладони с бугорками мозолей пониже указательного и среднего пальцев и все, все упругое и податливое тело. А взглянуть ей мысленно в лицо, хоть убей, не мог. Отворачивалась ровно она от него…