— Марея, а Марея. Нукась, ты взгляни…
— Огоньки… Костры вроде… Остановил лошадей. С юношескою прытью очутился на земле, со дна брички достал винтовку и, ступая на цыпочки, подоткнул ее в придорожный бурьян. Бесшумно влез в бричку, смыкнул вожжами. Сидел ни жив ни мертв, боясь глянуть по сторонам. Перевалив профиль, дал волю кнуту. Не снимал его до самого хутора с мокрых конских спин.
А через час Акиндей стучался уже в оконце Чубарихиной хаты.
— Лизавета, Лизавета! Семка дома?
— Кому там дело? Сенька настежь распахнул чуланную дверь. Продрав сонные глаза, угадал атамана. Остатки сна будто корова языком слизала. Четкой мысли в голове-еще не было, а руки уже перехватывали за спиной осиновую дверную подпорку. Добрый, упрашивающий голос атамана успокоил его.
— До тебя, Сем, опять я… Развиднеется, газуй в станицу. Дежурным назначили от нашего хутора.
— Хлопцев других нету?
— Да там, в милиции той чи в полиции, лихоманка их задери, так и сказали: «Чубаря».
Акиндей приврал на ходу и обрадовался своей находчивости. Сенька заколебался:
— А что за дежурство?
— Там доложат. — Голос у атамана застрожал. — Словом, утром. Харчишек не забудь с собой. Погодя привезем, с кладовой выпишем. Так-то парень.
Вытащил из-за пазухи конверт, сунул Сеньке в руку:
— Это в полицию. И опять, как в тот раз, крикнул от калитки:
— Самому главному там всучи. Теперь опыт у Сеньки есть. Вскрыл мигом еще не просохший конверт, склеенный хлебом. И опять та же бумага из бухгалтерской книги, те же химические чернила и тот же почерк. Содержание какое-то путаное. Еще перечитал. Что за черт? В степи, за Мартыновским профилем и до балки Бурматы, расположилась на ночевку среди копен какая-то воинская часть. Часть большая, судя по кострам. Вроде бы даже конная. Партизаны, не иначе.
«Какие же там копны сена? — размышлял озадаченный Сенька. — Они погорели… Да он не знает! Вернулся только из станицы. Костры, гм… Это же, поди, копны дотлевают, весь день виднелся там дым. Сослепу наго-родил одноглазый. Точно».
Сенька, зажимая рот, злорадно засмеялся.
Глава седьмая
С нетерпением и страхом Вера ждала воскресного бала. Надеялась: съедутся гости, вино развяжет им языки. На этот раз не увильнет и Вальтер. Нет. Весь вечер она не будет отходить от него ни на шаг. Вчера из Германии приехал дядя его — брат покойной матери. Едет в Сталинград. Не беда ли там? Что-то немцы веселые… Вера даже готовилась к балу. Вальтер вызвался научить западным плавным танцам. В пустой дальней комнате под патефон до пота водил ее, показывая и объясняя разные «па», повороты и фигуры. Быстрый фокстрот тоже нравился Вере. А по утрам, когда в доме никого не было, она со стулом в руках отрабатывала движения, раскланивалась перед зеркалом с воображаемым кавалером. Словом, на балу она должна себя по-казать «настоящей пани».
У калитки комендатуры Вера проверила шпильки в узле волос, поправила еле заметным движением плеча тесный лифчик. С крыльца, расставив руки, сбегал раскрасневшийся Вальтер. Темный каштановый клок волос упал на лоб. Кивком он пробовал кинуть его на место, но клок не слушался.
— Пани Вера… Жестоки вы, как Медея. Хмурился лейтенант, а по глазам и по тому, как бежал навстречу, Вера поняла, что он ждал ее, доволен и цветастым платьем, и белыми тапочками, и пышным узлом волос.
Возле приемной Верой овладел страх. Не тот страх, с которым она шла первый раз сюда с Ленькой, другой — тут много мужчин и красивых женщин. Как ей вести себя? Что говорить? Остановилась, будто поправляла волосы, а сама собирала силы. Вальтер умоляюще глядел на нее, — ему не терпелось похвалиться друзьям своими способностями в роли учителя танцев.
Из дальнего конца коридора доносилась музыка, женский смех.
— Там у нас зал танцев, — пояснил Вальтер.
В дверях на него налетели двое. Костлявый, с бесцветными, узко сведенными глазами и длинным худым лицом. Худобу и костлявость его подчеркивал черный суконный китель с желтым черепом на рукаве. «Эсэсовец». — Вера почувствовала, как похолодели кончики пальцев. Другой, повыше, гладкий, с твердым каменным лицом. Волосы пышные, светлые, острижены коротко. Серый мундир густо завешан крестами. На широком белом поясе — кортик в золотой оправе. Рукоять из слоновой кости с изображением женской головы. Схватил он Вальтера в охапку, но, увидав Веру, отпустил. Изумленно таращил красновекие глаза.
— С нами бог… Вальтер!
Сохраняя серьезный вид, Вальтер представил:
— Пани Вера. Дядя мой, Франц Фок.