Вальтер не противился. Прижимая легонько ее локоть к своему боку, наклонился, спросил с усмешкой:
— Пани Вера не боится такой глуши?
Вера, повеселевшая — теперь можно незаметнее дойти до своих ворот, — искоса взглянула на провожатого.
— А кого бояться? Такая охрана рядом…
— Думаете, надежная?
— Наган вон…
Вальтер поправил свободной рукой кобуру.
— А вы стрелять умеете? Из пистолета? Не умеете? Хотите, я научу вас?
— Не хочу.
— Да это вовсе не страшно. Ей-богу. Так у вас говорят, ей-богу?
Глянул Вальтер в ее сощуренные глаза, заговорил серьезным уже голосом:
— Вам положено оружие, пани Вера: работаете в секретной части. Живете далеко… А в районе неспокойно…
— Мне и без оружия не страшно.
Но Вальтер упрямо твердил свое. В окрестностях железной дороги Сталинград — Сальск действуют группы диверсантов-парашютистов. Помогают им местные партизаны. Участились взрывы эшелонов с хлебом. От листовок и ночных пожаров в степи могут перейти к вооруженному нападению.
Вера шутя согласилась с завтрашнего дня учиться стрелять. И вдруг завздыхала:
— И когда она только окончится, господи… Война эта. Ужас как надоела… А вы, Вальтер, так и не сказали мне тогда, помните? Тот офицерик… симпатичный такой, с орлом серебряным на всю грудь. Он из самого Сталинграда, да? Там уже все кончилось?..
Угрюмые, насупленные, таились в покрутевших сумерках сады. Оставили их веселые жильцы. А кто еще задержался, присмирел, оглушенный жестяным шелестом листвы. Потянуло увядающим бурьяном, лежалыми листьями, перевороченным черноземом — картошку убирали с огородов.
— Пани Вера много, много любит знать, — ответил он после долгого молчания. — Политика — нехорошо…
Вера, запахнув на груди вязаную кофточку, прибавила шагу.
— Прохладно тут. От речки тянет…
Дальше шли молча. На той улице тренькала балалайка. Слышались припевки. Мальчишеский голос Вере был знаком. Знала даже в лицо того курносого певца. Сочиняет частушки он под балалайку, глядя тебе вслед. Вера уже не раз заливалась краской, проходя мимо углового флигелька с чаканной крышей. Мурашки побежали у нее по спине. И обойти некуда…
— Пани Вера окончательно замерзла. — Вальтер заглянул ей в глаза. — Правда?
— Да нет еще… Скоро и дом мой.
Вера надеялась, что в темноте ее не узнают. Обрадовалась: завалинка, где обычно сидят мальчишки, свободная. Прошли двор, за спиной — голос, под балалайку:
Верка губы стала красить, Мазать брови угольком. Адъютанта обнимает И целует с огоньком.
И тихий, сдавленный смех.
Вера с испугом глянула на Вальтера. Он, казалось, не слушал, что поют мальчишки. Часто попыхивая сигаретой, вглядывался во дворы.
— Вот и акация ваша, пани Вера, — узнал он (был Вальтер всего один раз, когда привозил ее с бала).
Удивилась Вера его памяти. У калитки освободила локоть, стала прощаться.
— Пани Вера…
— Поздно уже… Хозяева, поди, беспокоятся… Вальтер заглянул в калитку.
— В этом доме вы живете?
— Да.
— Какой маленький. Можно, я днем приду посмотреть?
— Пожалуйста. — Вера пожала плечами. — Смотреть не на что. Развалюха.
Сердцем поняла, что этот разговор может дать Вальтеру повод опять коснуться недавнего: он предлагал ей перейти в пустой дом, который стоит во дворе комендатуры. Но Вальтер, прикрыв калитку, заговорил о другом:
— Смотрите, смотрите, тень. Луна скрылась за тучами — она пропала. Во-во, появляется, появляется… А дорога, пани Вера! Белая-белая. А что это блестит на ней, искорками? Соломинки… И у нас так бывает по вечерам…
Там, на Рейне.
Вера, прислонившись спиной к частоколу, глядела с изумлением. Стоял он в такой позе, будто прислушивался к чему-то; рука в обшитом серебром рукаве дирижировала.
— Вы слышите? — спросил он шепотом. — Пани Вера?
— Ветер. — Вера усмехнулась.
— Не-ет, музыка… Вы знаете Бетховена? Музыкант.
— Марши он сочиняет?
— О, пани Вера…
— А у нас пластинки — все марши.
— Ну, у нас… Бетховен — немецкий музыкант. Великий композитор! Европа вся знает его, Америка! А в России… могли и не знать. Он умер уже…
Остужая ладонями щеки, Вера заговорила:
— И давно умер, господин лейтенант. В прошлом столетии. В двадцать седьмом году, кажется, в Вене. И в России знают его, любят. Знает даже вся детвора: в школах изучают… Книги есть, был фильм перед войной, «Юность Бетховена»…