— Степь мы подпалили. Сено. Те копны, что проезжали, помнишь?
Глаза у Леньки заблестели.
— И хлеб. За Салом, по бугру. Все дотла выгорело.
— Это у вас и дымило позавчера? — спросил Андрей.
— Ну да, в воскресенье. Атаман сюда укатил, в станицу. А возвращался ночью, в понедельник уже. Не знает, что вместо копен кучи золы. Ветерком пахнет, отворотит золу — светится. Ну, и костры. Со страху чего не покажется. Даже коней учуял в темноте. А кто в такой глухомани без дороги будет? Ясно, партизаны. О том и строчит в своем доносе.
Смеялась вместе с ребятами и Галка, хотя обо всем этом уже слыхала. К Леньке и Андрею с расспросами не лезла, ждала, пока заговорят сами. Поставила перед Андреем кружку с молоком. Он уловил ее тревожный взгляд, подмигнул с кислой усмешкой:
— Опять решка.
Мял сигарету и не видал, что из нее уже половина табаку вытрусилась на штаны. Взял в рот, заметил. Вытащил из пачки другую, прикурил. Угостил и Сеньку.
— А ты нашел тогда? — спросил он его, поднося зажигалку.
— Замаскировал толково. И не догадался бы. Ленька искоса поглядывал на Андрея. Порывался сказать что-то, но крепился, только кулаки сжимал. Галка догадалась, что у них дорогой вышел спор. «Опять о складе». Вот уже несколько дней Ленька настаивает, чтобы взорвать его к черту, склад тот. Андрей неумолим — авиацию вызовем. «Вызвали вот, — горько думала она. — Опять «Волга» молчит, не отвечает на позывные». Не ускользнуло от нее и то, что Ленька мечет горячие, с надеждой на поддержку, взгляды в сторону Сеньки. «Сцепятся, ей-богу, сцепятся».
Андрей будто ничего этого не замечал. Спокойно дымил и продолжал никчемный разговор:
— А зверя какого подвалили, видал? Ткнул носком сапога в зайца, глянул на Сеньку.
— Пуда два жиру одного, — сказал Ленька, явно поддевая его.
— Из винта? — спросил Сенька.
— Кобель, — ответил Андрей. — Сотню шагов прошел — и готов.
На диво Галке, никто ни с кем не сцепился. Обошлось по-мирному. Безо всякой подготовки перешел было Ленька в наступление:
— Не до нас теперь «Волге». Потому и молчит. А мы тут прижухли. Как же… нас не трогай, и мы не тронем. А враг балы справляет!
— Уговорил, уговорил. — Андрей загасил окурок, спросил у Сеньки: — Как там у вас на аэродроме?
— Да не прилетели. А машины бегают. Проволоку тянут, связь.
— Слышишь? — Андрей обратился к Леньке. — Как птички угнездятся, в первую же ночь склад в твоем распоряжении. И даже мы с Сенькой. Но не раньше. Учти.
От такого поворота дела Ленька покраснел. Насупился, чтобы скрыть смущение.
На тягучий скрип двери все повернули головы. Вошла Вера. На бледном лице — строгие глаза, строго поджатые губы. Темно-синее кашемировое платье при плохом освещении казалось черным. Ни на кого не глядя, она сказала, отделяя четко слово от слова:
— Нынче у коменданта были из Зимников… Гестапо… Говорили о Скибе. Печатала отчет бургомистра… Сколько обмолочено хлеба… заскирдовано сена. Цифры принесла. И еще… комендант вовсе не немец. Здешний он, из станицы. Панский сад… имение его было. Вера вышла не попрощавшись.
Глава одиннадцатая
Обалдел Никита, вбегая как-то утром на крыльцо полиции. Столкнулся со своим «крестником» — так назвал дядька Макар арестованного в Кравцах по доносу Сеньки Чубаря. Был тот в новехоньком обмундировании, с повязкой на рукаве, выбрит. — Не ожидал, пан Качура? Никита посторонился.
Дня два косился на нового инспектора-семь. Не то чтобы совесть грызла парня, а просто было не по себе. Выходит, понапрасну обернулось так с Сенькой… Да и этому дал тогда по скуле… Глядя, как благоволит к нему отец и особенно Воронок, Никита начал уже подумывать о примирении. Хотя и вида не подал, а обрадовался, когда Андрей Большаков подошел к нему первый с протянутой рукой.
— Полно те, Никишка, зла на тебя я вовсе не имею.
А вечером они скрепили дружбу у Картавки. После второго разлива Никита в рот заглядывал новому сотруднику полиции и удивлялся, как это он мог тогда еще, в Кравцах, не заметить, что парень он, Большак, мировой.
Был доволен и тем, что он снял квартиру у них на улице, у тетки Ганочки.
Утром заглянул Никита к нему по пути. Тетка Ганочка, непомерно толстая, больная ногами женщина, не поднимаясь с топчана, сказала, что «квартиранта» дома нет. И высказала предположение, что он как бы не у Ивиных, соседей. Озадаченный, Никита спросил: