— Повтори… Ну-ну?
Горка не отступал. Втянув голову в плечи, ждал расправы.
Схлынула обида внезапно. Разжав кулак, глядел, как в побелевшие пальцы возвращается кровь, а сам сгорал от стыда: нашел с кем справиться. И вдвойне чувствовал себя паршиво — Горка вовсе не думал от него удирать. Что же пересилило в худеньком, желторотом птенце страх? Ненависть к нему, Мишке, как предателю? Этого можно ожидать от Карася или любого из братьев Долговых. Но денисовский отпрыск!
— К нему по-доброму… Это и не я говорю… Пацаны в проулке… Морду я набил одному за брехню.
Не вымаливает Горка пощаду.
— А ты… в сады метишь? — спросил Мишка, все еще не смея глянуть ему в глаза
Парнишка обиделся:
— В сады-ы… Больно они нужны, сады. Прибегаю, а тут Ленька… Качуровых вон. Чуток не напоролся. Так я— в яр. И штаны вот… В родник шурхнул. Отколотит маманя, как пить дать. Легкая на руку она у нас.
Оглядывая заляпанные илом штаны его, Мишка спросил:
— А Ленька что… кусается?
— Ага, кусается… Ежели бы заметил, враз догадался. Такой…
Горка, шмыгнув длинным носом, с опаской покосился на качуринский тополь. Сорвал кашку лебеды; неторопливо растирая ее, изучающе стрелял в Мишку глазами.
— О чем догадался бы? Ты толком…
— Ага, толком. Охота была без башки ходить. Лопнуло у Мишки терпение.
— Балда!
Возымело действие. Огляделся Горка, прислушиваясь к шуму ветра в садах.
— Божись, никому ни слова, — потребовал он двойную клятву. — Честное пионерское?
— Честное…
— Хлопцы сбираются склад взорвать. Тот вон… в питомнике.
За кого он его принимает? Единомышленника — ясно. За друга, врага ли тем «хлопцам», какие готовятся свершить то, чего не смог он, Мишка?
Боясь, что ему не поверят, Горка заговорил горячо, срываясь на полный голос:
— Не веришь? Карась вчера прибегал к Леньке. И ножик Ленька ему двускладный подарил с костяной колодочкой. Правда, не расслыхал хорошенько, за чего… А зараз Гринька ихний был, красноголовых… И шнур подрывной есть у них, во! И тол… Может, и этой ночью… Не знаю.
Нет, это не донос. В голосе парнишки слышалось и восхищение тем, что затевается, и сожаление, что он сам не принимает в нем участие. Пылко и доверчиво блестели у него глаза. Мишка даже отвернулся — растерялся от неожиданности. Неузнаваемо глядел за Сал, на разомлевшую от полуденного солнца степь, на синие курганы по бугру, дрожавшие от потоков горячего воздуха. Ходуном ходили ноздри, на шее билась узловатая жилка. Есть люди на свете, которые ему верят!
— А ты что ж… подслушиваешь?
Горка смутился. Узкой грязной ладонью свернул набок черный ворох покорных волос. Большой палец ноги ковырялся в муравейнике.
Лет тринадцать Горке. Тонкошеий, носатый и лопоухий, как отец, до черноты сожженный солнечным пеклом. Рубаха с дырявыми локтями свободно болталась на худющем теле, будто на огородном пугале — палочном кресте. Штаны из отцовских обносков, латанные сзади и спереди. Ноги, растоптанные в лапах, покрытые цыпками, не знают большую часть года никакой обувки.
С чувством сожаления разглядывал его Мишка. И уже не рад, что смутил парнишку обидным вопросом. Щадя ребячье самолюбие, попытался вывернуться:
— Полдня просидел, и вот… Горка не взглянул на улов.
— Да какая теперь рыба, осень ведь.
— А крючок утащило. Лень, видать.
— Лень? А дюбал как? Мишка пожал плечами:
— Сперва потихонечку взяло и отпустило. А погодя сразу — под воду.
— Это возле качуровой пристани, в прогалине?
— Там.
Наполнились смехом Горкины глаза.
— Ага, ага, — закивал он согласно. — Знаю я этого «леня». За нонешнее лето он у меня семь крючков утянул. Черепаха вовсе. И вытаскивал ее. Зарекался убить, да жалко. Ежели бы она это сознательно делала, а то по глупости своей. Увидала червяка — хвать. У ней и чере-пашата есть там, чуть побольше пятака. — Увидал кислую усмешку на Мишкином лице, спохватился — А ты чего рыбу бабке Захаровне не несешь? Вишь, протухать от жары зачала.
Провожал Горка его до лаза в плетне. Шел сбоку по колкому, уверенно ставя привычные ко всему босые ноги. Когда Мишка, переступив жердину, очутился в своем огороде, вдруг ни с того ни с сего, казалось бы, высказал еще новость:
— Вчерась матерю твою в комендатуру вызывали. Долго была. Я уж побоялся, в гараж попрут. Нет, вышла.
— Когда?..