Беспощадные, нелепые в своей старинной витиеватости слова разносились над замершей под ясным радостным небом площадью. Усилившийся ветер швырялся пригоршнями белых лепестков, обдавая застывших смертных ароматом цветущих акаций и поздней сирени. Цветы были исполнены любви и радости, люди — ненависти и злобы.
Мастер Сольега смог бы это нарисовать — предвкушающую чужую агонию двуногую стаю, бело-лиловое цветочное море и одинокого узника. Сольега смог бы, Коро не сможет, он вообще не уверен, что, когда все закончится, вновь возьмется за кисть.
— В свой последний час, прежде чем ты останешься наедине со своими преступлениями, покайся пред оскорбленными тобой, упади пред ними на колени и моли о прощении!
Губы Ринальди Ракана тронула усмешка.
— Мне не в чем каяться. Я невиновен, но не могу этого доказать. Вы мне не верите, что ж, ваше право. Прощайте! Вы свободны от меня, я — от вас.
Четверо стражей шагнули вперед. Им надлежало сорвать с осужденного плащ, подхватить его под руки и, обнаженного, швырнуть в зев пещеры. Они честно собирались исполнить свой долг и наверняка бы исполнили, если бы подошли сзади, но обычай требовал другого. Ринальди был скован, однако взгляд тоже может стать оружием. Воины невольно отступили перед изумрудной молнией, а эпиарх, немыслимым образом извернувшись, сбросил траурный плащ, повернулся и, прежде чем стражи и зрители опомнились, шагнул в черный провал.
— Закрыть решетку, — слова Эридани были тяжелы, как привозимые с севера гранитные глыбы. Очнувшиеся исполнители бросились к створкам. Когда те сомкнулись, в пасти катакомб никого не было. Ринальди ушел во тьму, не оглядываясь и не дожидаясь, когда за его спиной щелкнет Капкан Судьбы.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СТРАЖ ЗАКАТА
1
Мастер
Диамни прислушался — за ним никто не шел. Художник невесело усмехнулся своей осторожности — стража у холма Абвениев никогда не стояла, это место защищало само себя, а охранять Капкан Судьбы и вовсе глупо. Случайный человек ко входу в Лабиринт в ночь после казни тем более не потащится. Нет, опасаться некого, по крайней мере, из числа смертных.
Мастер взглянул на небо: полночь давно миновала, но до рассвета далеко — самый сонный час. И самое подходящее время для свидания, только здесь ли Ринальди? Дождался или решил, что новоявленный любимец анакса забыл о своем обещании или струсил?
Проклятую решетку окружал лиловатый ореол, едва заметный в холодном лунном сиянии. Луна светила художнику в спину, тянула любопытные лучи в глубь пещеры. Уже по-летнему теплая ночь отнюдь не была темной, хотя любая темень наверху не сравнится с непроглядной вечной чернотой. Ринальди был смел до безрассудства, но от Эрнани мастер Коро знал, что подземелий эпиарх-наследник не любил. Не любил и по закону вселенской мерзости угодил в самое страшное из них! Художник подошел вплотную к невысокому каменному порогу, теперь между ним и заклятой решеткой оставалось не больше ладони.
— Эпиарх… Мой эпиарх, ты здесь?
— Ты пришел?
Рассеченное тенями лицо казалось мраморным.
— Как я мог не прийти?
— Так же, как все остальные, — глаза Ринальди сверкнули странным зеленовато-лиловым огнем, какого художник ни разу не замечал у людей. Только у кошек. И еще подобный отсвет порой появляется на шеях сизых голубей, когда они разгуливают по освещенному солнцем двору. Видимо, дело было в лунных лучах, смешавшихся с окружавшим решетку сиянием.
— Вот воровской кинжал, — мастер торопливо раскрыл свой ящичек. — В ручку вставлена отмычка. Мой эпиарх сможет открыть замки?
— Попробую.
— Я подожду.
Ринальди возился долго, очень долго. Диамни успел проклясть все на свете и перемолиться всем богам. Если эпиарху не удастся снять цепи, ему не выплыть.
— Готово, — Ринальди делано засмеялся, — никогда не думал, что быть вором так трудно.
— Для таких, как эпиарх.
— Эпиарх умер и похоронен, — резко бросил пленник Лабиринта. — У эпиарха была прорва приятелей, сотни друзей до гроба, десятки любовниц и три брата… Не осталось никого… Но Чезаре и Анэсти мне бы поверили, клянусь тебе, поверили бы! Только Анэсти мертв, а Чезаре где-то носит, хоть бы только жив был…