— Ты знаешь свое дело, художник!
Диамни торопливо вскочил, часто моргая. Во-первых, он и в самом деле не ожидал слов анакса, а во-вторых, не мешало лишний раз показать, что ты не от мира сего.
— Я невольно наблюдал за тобой сегодня, — взгляд Эридани колол не хуже кинжала, но Диамни сумел не опустить глаз. Он был последней надеждой Ринальди и не мог его подвести. — Ты служишь лишь своему искусству, и это хорошо. Эпиарх-наследник отказывается от уроков живописи, и я согласен с его решением. Живопись выпивает душу художника, а душа анакса принадлежит анаксии, но тебя я не отпускаю. Ты будешь моим живописцем.
— Благодарю моего анакса, — Диамни опустился на колени, — но я еще не проник во все тайны мастерства и остаюсь учеником великого Сольеги.
— Мастер переедет в Цитадель, я рад оказать ему гостеприимство. Я намерен поручить вам обоим роспись храма, который заложу в День Осеннего Излома.
Роспись нового храма! Мечта всех художников знать, что их творения переживут века, но сначала — Ринальди.
— Благодарю моего анакса. Это… — Диамни закусил губу, лихорадочно подбирая слова, но они не потребовались: повелитель коротко кивнул и ушел, зато на художника обрушился «пес».
— Я сразу понял, — казалось, воин сейчас завиляет хвостом, — ты мастер что надо!
Художник старательно улыбался: «пес» одновременно был смешон, трогателен и страшен, надо бы потом набросать его портрет, а еще лучше сделать сразу и хозяина, и «собаку»…
Диамни прикрыл глаза, пытаясь представить будущую картину, и вдруг понял всё, а поняв, схватил чистый лист и принялся лихорадочно рисовать. Он не думал, полностью отдавшись на волю памяти и того невыразимого, что составляет самую суть художника. Когда рисунки были закончены, ученик Лэнтиро Сольеги положил их на траву и вгляделся в два лица — мужское и женское. Как все просто! И как все омерзительно…
Диамни Коро торопливо убрал запечатленную догадку и посмотрел в сторону Гальтар. Какое странное марево, или ему после прогулки к Лабиринту всюду мерещится лиловый отсвет? И все же в городе что-то происходит… Бунт? Пожар? Что с мастером? С Эрнани? Если с ними случится беда, он этого никогда себе не простит. Только бросится ли мастер Коро назад, останется ли у водопада, ему все равно быть предателем. Вечный выбор между долгом и долгом… Который нарушить? Кого предать? Унд предал любовь, он предает учителя и ученика, но иначе нельзя. Вокруг Эрнани толпы слуг и воинов, мастера Сольегу обожает вся столица, а у Ринальди, живого ли, мертвого ли, нет никого, кроме Диамни Коро. И Диамни Коро будет ждать, хотя бы небо рушилось на землю, вскипали моря и шли кровавые дожди.
4
Эпиарх
С двойным кольцом наружной крепости Цитадель соединялась могучими стенами, делящими город на четыре части — Молний, Волн, Ветров и Скал. Это позволяло беспрепятственно переходить с внешних укреплений на внутренние, что́ бы ни творилось в самих Гальтарах. Раньше Эрнани казалось, что Абвении, возводя столицу, перемудрили. Раньше горожане сетовали на отсутствие в Гальтарах обычных ворот, из-за чего приходилось пользоваться деревянными пандусами. Появление изначальных тварей доказало: любая предосторожность когда-нибудь становится спасительной.
Эрнани старательно разглядывал сделанный во времена его прапрадеда макет Гальтар. Мастера во всех подробностях изобразили паутину улиц и соты домов, не позабыв даже о крохотных, меньше перечного зерна, повозках. За минувшие сто с лишним лет Цитадель и прилегающие к ней кварталы почти не изменились, зато ближе к Внешнему Кольцу поднимается здание за зданием. Столица растет, еще немного, и Гальтарам станет тесно в отведенных Абвениями границах… Юноша старался думать о чем угодно, но не о том, что творится в городах Волн и Ветров, как никогда сильно переживая свое увечье. Ему даже не увидеть беду собственными глазами, а что может быть горше, чем ждать и довольствоваться докладами?
Столицей правили Лорио Борраска и Абвениарх, Эрнани просто им не мешал. От эпиарха-наследника было столько же проку, сколько от Беатрисы, наотрез отказавшейся покидать Цитадель. Эория была единственным в мире существом, перечащим человеку, без которого Гальтары уже бы погибли. Закутанная в синее женщина, казавшаяся, несмотря на беременность, хрупкой и юной, тихо сидела возле окна, глядя бездонными глазами в небо, то голубое, то черное, то кроваво-красное. Если бы не память о Рино, Эрнани был бы рад ее присутствию — они оба были одиноки, потеряны, беспомощны, но все же не совсем бесполезны. То, что эпиарх-наследник и жена Лорио Борраски остаются в столице, помогало поддерживать порядок и дарило надежду.