— Нет! Все равно скоро утро.
Нет так нет, уговаривать он не станет. Пусть сидит и ждет, если ей так легче. Эридани не сказал, когда вернется. Сперва Эрнани подумал, что брат говорил о часах, но «скоро» может означать и час, и день, и неделю.
А вдруг он встретился с Ринальди и тот понял, что натворил? Искупить можно любую вину… Если Рино одумался, его нужно простить! Брат не мог желать Гальтарам гибели, просто он никогда не задумывался о последствиях своих выходок. Анэсти вечно ворчал, что Ринальди никогда не повзрослеет, а тот отшучивался. Ему, дескать, придется до смерти оставаться молодым, раз уж Эридани родился старым…
Стук и звон возвестили о появлении очередного гонца.
— Мой эпиарх, — воин качался как пьяный, — мой эпиарх… Они уходят, уходят…
— Ты хочешь сказать, что люди выведены?..
— Нет! — Гонец был так взволнован, что напрочь забыл о том, что говорит с местоблюстителем трона. — Твари! Они бегут назад, в пещеры… Это чудо, мой эпиарх! Чудо!
Это и впрямь чудо, и имя этому чуду — Эридани.
— Ну вот, — Эрнани улыбнулся Беатрисе, — а эория боялась. Эридани не мог проиграть. Скоро он вернется, а еще раньше мы увидим вашего супруга. Может быть, эория все-таки отдохнет?
— Нет, — глаза женщины казались кусочками пронизанного солнцем неба, не хватало только белых ласточек, — я подожду.
5
Мастер
Чем дольше художник смотрел на беснующийся поток, тем меньше у него оставалось надежд. Ринальди плавает, как выдра, но в верховьях Пенной выдры не водятся, даже астраповы; и потом до реки еще нужно добраться.
Третьи сутки ожидания были на исходе, и эти дни и ночи стали самыми тяжелыми в жизни мастера Коро. Единственное, что он мог сделать для друга, — это ждать столько, сколько обещал, и еще четыре дня, и художник ждал. Ринальди был предан чудовищно, страшно, гнусно, и именно поэтому его новый брат не уйдет. Художник топил свою боль в работе, но рисовал он не реку и не радугу, а «Пленника». Это был его ответ подлости, ханжеству, лицемерию. Он не может покарать виновных мечом, он призовет их к ответу кистью! Мастер писал, как безумный, отрываясь от работы лишь ночью, и тогда он видел странное лиловатое зарево там, где находились Гальтары.
Диамни ждал, когда лошади отказались от воды и травы. Ждал, когда скалы у водопада начали стонать и дрожать, словно живые существа. Ждал, когда лиловые молнии раскололи усыпанный звездами черный купол, хотя на небе не было ни единой тучи. Ждал, когда на рассвете взошло четыре окровавленных солнца. Из-за них взметнулись гигантские светящиеся мечи и, столкнувшись, породили пятое светило — черное, окруженное алым пылающим венцом. Это длилось не дольше десятка ударов сердца, затем солнце стало обычным солнцем, кони припали к ледяной воде, скалы перестали плакать, и только небо осталось алым, но это была просто заря. День обещал стать ветреным, но пока было до чрезвычайности тихо.
Художник, движимый каким-то странным чувством, сначала пошел, а потом побежал к водопаду и замер над стремительной водой, превращенной безумным восходом в кровь.
Диамни вглядывался в красно-черные глубины, пытаясь унять разогнавшееся сердце. Любопытно, он уже сошел с ума или только сходит? В беснующейся воде мелькнуло и пропало что-то темное. Разумеется, ему показалось, но мастер Коро вновь сорвался с места. Теперь он мчался к подножию водопада, на ходу срывая одежду. Думать было некогда, и Диамни прыгнул, ледяная вода обожгла его, но какое это имеет значение! Ему показалось, ему все показалось, и он сошел с ума! Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой, ведь прошло три дня, целых три дня…
Тело Ринальди было неподвижным и тяжелым. Мертв или без сознания? Как бы то ни было, они оба исполнили обещанное — один выбрался, другой дождался. Диамни вытащил свою добычу на берег и с удивлением уставился на меч, который сжимал эпиарх. Меч Раканов! Откуда? Мастер Коро попробовал разжать словно сведенные судорогой пальцы, но это оказалось безнадежным занятием. Ладно, с мечом разберемся позже.
Художник наскоро осмотрел несостоявшегося утопленника и слегка успокоился. Он подоспел вовремя — захлебнуться Ринальди не успел; похоже, бедолага стукнулся головой о камень за несколько секунд до того, как Диамни его подхватил. Абвении милосердны — кости целы, а синяки и стремительно набухающая шишка на лбу — ерунда. Чуть в сторону, и удар пришелся бы в висок, но судьба, кажется, сама устала от своих подлостей. Только бы Рино не подхватил в подземельях серую горячку и не простыл, вода ледяная, и никому не ведомо, сколько ему пришлось плыть.