Выбрать главу

Бэзил ни минуты не колебался. Времени у него было ровно до пяти, и его единственный шанс заключался в том, что он сам их отыщет и с ними поговорит. Он уже не впервые нарушал запрет покидать школу, хотя последняя попытка окончилась неудачей и привела к увеличению срока его наказания. Оказавшись у себя в комнате, он надел толстый свитер – пальто выдало бы его намерения, – сверху надел пиджак и спрятал в задний карман брюк кепку. Затем спустился вниз и с наигранно-беспечным видом, насвистывая, промчался по лужайке к спортивному залу. Оказавшись у зала, он некоторое время постоял, словно бы заглядывая в окна – сначала в то, которое было ближе к дорожке, затем в то, которое было ближе к углу здания. Оттуда он быстрым – но не слишком – шагом направился к роще сирени. Затем бросился за угол, пробежал по длинному газону, который не просматривался из окон, и, раздвинув металлическую сетку забора, протиснулся на ту сторону, оказавшись на соседнем участке. Теперь он был на свободе. Он натянул кепку, защищаясь от холодного ноябрьского ветра, и направился пешком по дороге в городок, лежавший в полумиле от школы.

Истчестер представлял собой маленький провинциальный фермерский город, в котором была небольшая обувная фабрика. Все учреждения, предназначавшиеся для рабочих фабрики, посещались также и учениками школы: кинотеатр, ресторанчик быстрого питания в вагончике на колесах, известный как «Сосиска», и кондитерская «Бостон». Бэзил решил сначала попытать счастья в «Сосиске», и удача ему улыбнулась.

Там сидел Багс Браун – склонный к истерикам мальчик, страдавший конвульсиями, отчего все его старательно избегали. Годы спустя он превратится в блестящего адвоката, но в то время все ребята школы Св. Риджиса считали его чокнутым из-за периодически издававшихся им чередой своеобразных звуков, которыми он усмирял свои нервы дни напролет.

Он дружил с мальчишками младше себя, не обладавшими предрассудками старших ребят, и, когда вошел Бэзил, он как раз сидел со своими приятелями.

– Ду-да-да! – воскликнул он. – Йя-ия-йя! – Он прикрыл рот рукой и стал быстро теребить свои губы, издавая смешные звуки. – Да это же наш генеральчик Ли! Наш генеральчик Ли! Это же наш гене-гене-гене-генеральчик Ли!

– Минуточку, Багс! – с тревогой сказал Бэзил, испугавшись, что Багс окончательно сойдет с ума еще до того, как ему удастся уговорить его съездить в Нью-Йорк. – Эй, Багс, послушай-ка… Нет-нет, Багс, ну же, минуточку! Ты можешь поехать в Нью-Йорк в субботу?

– Виу-виу-уиу! – к огорчению Бэзила, заверещал Багс. – Виу-виу-виу!

– Ну, пожалуйста, Багс, ответь, а? Если ты можешь, поехали вместе, а?

– Мне надо к врачу, – ответил Багс, внезапно успокоившись. – Нужно проверить, насколько я ненормальный.

– А ты не можешь сходить к нему в какой-нибудь другой день? – расстроенно спросил Бэзил.

– Виу-виу-уиу! – опять заверещал Багс.

– Ну, ладно, – торопливо сказал Бэзил. – Случайно, не знаешь, где сейчас «Толстяк» Гаспар?

Багс зашелся в пронзительном шуме, но кто-то другой все же видел «Толстяка», и Бэзила направили в кондитерскую «Бостон».

Это был изобильный рай для любителей дешевых сластей. Аромат, тяжелый, тошнотворный и оседавший липким потом на руках у взрослых, удушливым облаком нависал над окрестностями и встречал посетителей прямо у дверей, служа самым лучшим безмолвным предупреждением. Внутри, под подвижным черным кружевом из мух, сидели в ряд дети и поглощали сытные десерты из кусочков бананов, кленового сиропа, шоколадного зефира и мороженого с орешками. За столиком сбоку Бэзил и обнаружил Гаспара.

«Толстяк» Гаспар для Бэзила являлся одновременно и самым бесперспективным, и самым многообещающим кандидатом. Все считали его добряком – и он на самом деле был так добр, что вел себя с Бэзилом почти нейтрально и даже вежливо разговаривал всю эту осень. Бэзил понимал, что так он ведет себя со всеми, но все же втайне надеялся, что «Толстяк» относился к нему хорошо – ведь раньше все к нему хорошо относились, – и ему отчаянно хотелось попробовать – а вдруг? Но он, без всяких сомнений, заблуждался – когда Бэзил подошел к столику и увидел повернувшиеся к нему из-за стола каменные лица двух других ребят, надежда почти исчезла.