Спустя полчаса в поле зрения показался дом Дэйвисов – высокий просторный коттедж, стоявший на небольшом полуострове у озера. Свет фонарей обрисовывал его колеблющиеся светящиеся очертания на водной глади, окрашенной в золотой и розовый. Чем ближе они подъезжали, тем громче доносились до них с лужайки низкие звуки басовых туб и барабанов.
Оказавшись внутри, Бэзил стал оглядываться, ища Имогену. Она была окружена толпой желающих записаться на танец к ней в книжку, но Бэзила она заметила; его сердце подпрыгнуло в ответ на ее мягкую, сердечную улыбку.
– Бэзил, я запишу тебя на четвертый, одиннадцатый и еще на второй из биса… Что с твоей губой?
– Порезался, когда брился, – торопливо ответил он. – А как насчет ужина?
– Ужинать я должна с Рипли, потому что он меня пригласил!
– Нет, не должна! – уверил ее Бэзил.
– Нет, должна! – вмешался оказавшийся поблизости Рипли. – Почему бы тебе не пригласить на ужин свою девушку?
Но никакой девушки у Бэзила не было, хотя он об этом еще и не подозревал.
После четвертого танца Бэзил повел Имогену на причал, где они нашли место в пришвартованной моторной лодке.
– И что теперь? – спросила она.
Он не знал; если бы он на самом деле в нее влюбился, то обязательно бы догадался. Когда ее рука на мгновение коснулась его колена, он ничего не заметил и принялся болтать. Он стал рассказывать ей, как здорово он играл в бейсбол во втором школьном составе, как однажды он выбил первый номер в игре из пяти подач. Он рассказал ей о том, что некоторые парни популярны среди парней, а некоторые – среди девушек, и вот он, например, популярен среди девушек. Короче говоря, Бэзил облегчил душу.
Наконец, он почувствовал, что слишком уж много говорит о себе, и вдруг сказал, что Имогена нравится ему больше всех.
Имогена сидела, тихо вздыхая, при свете луны. В соседней лодке, скрытой тьмой за причалом, сидело четверо. Джо Горман пел:
– Я подумал, что ты, быть может, захочешь об этом узнать, – сказал Бэзил Имогене. – Подумал, что ты, быть может, думаешь, что мне нравится другая. Ведь когда мы вчера играли, до меня очередь так и не дошла…
– Что-что? – рассеянно переспросила Имогена.
Она уже давно забыла про вчерашний вечер, и про все вечера, кроме этого, и теперь думала о том, что в голосе Джо Гормана скрыта какая-то магия. Следующий танец она будет танцевать с ним; он научит ее петь новую песню. А Бэзил был какой-то странный – зачем-то рассказывал ей все эти вещи… Он, конечно, был красивый, неплохо выглядел и все такое, но… Пожалуй, пора заканчивать этот танец. Ей было вовсе не весело!
Внутри послышалась музыка, нервные дрожащие скрипки заиграли «Все делают это».
– Ах, ты слышишь? – воскликнула она, выпрямившись и щелкнув пальцами. – Ты умеешь танцевать под рэгтайм?
– Послушай, Имогена… – он едва осознал, как нечто только что от него ускользнуло, – давай еще посидим здесь… А Джо потом скажешь, что забыла.
Она стремительно встала:
– Ах нет, как же можно!
Бэзил неохотно проводил ее в зал. Все опять вышло неудачно – он опять слишком много болтал. С печалью стал он ждать одиннадцатого танца – он будет вести себя иначе. Теперь он убедил себя, что влюблен в Имогену. От самообмана, от притворной страсти и желания у него вдруг стало сухо во рту.
Незадолго до начала одиннадцатого танца он обнаружил, что что-то затевается, а его все намеренно избегают. Ребята перешептывались и тихо о чем-то переговаривались, а когда он подходил ближе, тут же повисала неестественная тишина. Он услышал, как Джо Горман сказал Рипли Бакнеру: «Нас не будет всего три дня. Если Глэдис не может, зови Конни! Все “дуэньи” будут… – И тут же, заметив Бэзила, сменил окончание фразы: – И все вместе сходим в лавку Смита, съедим по мороженому, выпьем содовой».