Во мне открылись изрядные военные таланты. Я о них и не ведал, пока был в австро-венгерской армии. Меня хотели произвести в лейтенанты, но я отказался, сославшись на обещание, якобы данное вам. Уже во второй раз они ко мне с этим пристают.
Кто живет в моей комнате? Братья? Вспомните, милая Маня, хоть разок заброшенную здесь, вблизи Татр, бедную человеческую душу, приходящую иной раз в отчаяние от того, что она видит и в чем участвует. Война — физиологический абсурд. Быть может, Губачек был прав… Подчеркиваю: быть может! Ура!
5 декабря мы вступили в Пештяны, Pöstyén. Как это было? Смотри описание нашего вступления в Тренчин. Разница только в том, что на сей раз мы пели не «Шла милашка по грибы», а триумфально горланили:
Разница была и географическая: от нашего марша и этой песни не содрогались ни скалы, ни развалины замка, потому что в Пештянах нет таких романтических прелестей, как доломитовый утес высотой триста семьдесят девять метров с руинами на вершине. Здешняя местность примечательна лишь целебным источником, расположенным в совсем не живописных низовьях Вага.
— К чему носить дрова в лес? — ворчит наш присяжный остряк парикмахер Шарох. — Зачем везти «амазонок» на грязи?
— Ну тебя к черту, Шарох, заткнись ты наконец, тупая бритва! Лучше шагай-ка в ногу. Левой, левой, раз, два, три, четыре.
Лавочники торопливо меняют надписи над витринами и машут нам платками, платочками, шляпами.
— Братья! Мы заняли город, известный всему цивилизованному миру своими целебными источниками. Даже коронованные особы ездили сюда, чтобы вернуть утраченное здоровье. Весь мир будет завидовать нам, владельцам этого курорта…
Этот фельдфебель Боздех держит к нам речь с балюстрады водолечебницы «Pro patria»[164]. Вчера мы спали здесь на великолепных постелях с пружинными матрацами и пуховыми одеялами, выстеганными замысловатыми узорами, вроде тех, что рисовал в Тренчине на наших окнах мороз. Здесь очень жарко, отопление греет вовсю, тепло приятно охватывает наши усталые тела.
Вчера никто не пошел поглядеть город, хотя тут наверняка есть первоклассные заведения с дамским обслуживанием, — еще бы, на таком международном курорте все должно быть высший сорт!
Ребята весь вечер валялись на кроватях и развлекались, подпрыгивая на упругих матрацах. Прыгнешь, а матрац как поддаст — и ты опять летишь вверх, да еще переворачиваешься на лету, как подбитая птичка.
Нам с Эмануэлем было немного жалко этих добротных матрацев, на которых резвились догола раздетые солдаты, — состязаясь — кто выше прыгнет. Прыгали даже со стола на кровать.
— Братья, мы заняли город, который будет жемчужиной нашей республики, перлом, блеск которого виден всему миру, — продолжает ораторствовать фельдфебель Боздех, жестикулируя так, словно он играет в сцене из «Гамлета», когда в замке Эльсинор выступают бродячие актеры. Его разглагольствования звучат немного смешно, потому что «унтер Боздех» еще не знает, что вчера в курортном отеле наши ребята поломали несколько кресел, да и кровати еле уцелели от их безудержного озорства.
— Запомните, братья, что мы первые простые люди, вступившие в эту водолечебницу. Раньше она была доступна только первейшим богачам, одна ванна стоила двадцать гульденов! Взгляните на эту роскошь, отныне она собственность республики. Все это теперь наше, принадлежит каждому из нас, мы завоевали эти источники для своей родины, сделали доступными простому народу. Уже никогда больше лечение здесь не будет привилегией богачей, здесь сможет восстановить свое здоровье любой простой человек Чехословакии, независимо от имущественного положения — вот что значит демократия! Так уважайте же, братья, собственность народа, не портите ее. Помните, что вы первые удостоились чести вступить в эти чудодейственные воды. Это великая честь, оказанная вам, освободителям Пештян от венгерского ига, командованием и дирекцией водолечебницы. Держите себя с достоинством, братья.