«Отбой!» пленяет то лирически задушевным, то романтически приподнятым тоном. Как живые встают со страниц романа Пуркине и Губачек — столь различные по характеру и все же столь близкие друг другу чистотой сердец, ненавистью к войне, любовью к своему народу, приверженностью к благородным идеалам гуманности. Роднит их и то, что оба они подлинно творческие личности: Пуркине — вдохновенный естествоиспытатель, Губачек становится впоследствии самобытным художником-пейзажистом.
Различны стимулы отвращения к войне у Губачека и Пуркине, не схожи и их методы сопротивления военщине. Для аналитического научного ума натуралиста Пуркине война бессмысленна и неприемлема прежде всего с точки зрения разумных закономерностей природы. Отрицание войны обусловлено логически — Пуркине отвергает ее как противоестественную стихию разрушения. В самой гуще окопного быта он умеет замечательно «абстрагироваться» от войны, самозабвенно погружаясь в научные изыскания.
Слабым и впечатлительным Губачеком владеет чисто физическое отвращение к войне, инстинктивный страх перед ней, стремление сохранить свое гражданское «я». Вся его армейская жизнь заполнена муравьиным трудом: Губачек неутомимо придумывает новые ухищрения для ослабления солдатской лямки. Изо дня в день, стиснув зубы, с величайшим упорством маленький Губачек ведет свою войну с войной и выигрывает!
Трое друзей полны решимости избавиться от службы ненавистному молоху войны. Пуркине не останавливается даже перед самокалеченьем. Этот риск, уверен Пуркине, стоит упущенных лет ученья и научной работы. Потом оба они, Пуркине и Губачек, подобно Швейку, прикидываются слабоумными. Недаром в условиях чужеземного засилья — как габсбургского, так и гитлеровского — «швейковщина» была распространенным приемом сопротивления чехов. Друзьям оказалась на руку безграничная косность габсбургских чиновников, высокомерно классифицирующих как «кретинизм» все выходящее за рамки казенного ранжира и узколобых кастовых суждений: вспомним хотя бы признание Пуркине ненормальным за отказ от дворянских привилегий. Пуркине был вычеркнут из списков личного состава армии и передан под надзор городского врача для жительства в семье «как тихий и безвредный кретин».
Покончено с «императорско-королевской армией», Пуркине наслаждается наукой в университете, Губачек ведет нелегкую жизнь пролетария умственного труда — он репетитор в состоятельных чешских семействах.
Тем временем бурно развиваются переломные исторические события: побеждена вильгельмовская Германия, распалась габсбургская Австро-Венгерская монархия. Новоиспеченные буржуазные правительства стран, возникших на ее развалинах, спешат «опериться», стать на ноги, урвать себе что-нибудь из габсбургского наследия.
Политическая неискушенность Пуркине приводит его к искреннему заблуждению об «освободительной миссии» войск пражского правительства, посылаемых в Словакию. Пуркине и его друг — автор — вступают добровольцами в эту новую «демократическую» армию, которая, по существу, отправляется в поход против венгерского конкурента, чтобы перехватить у него будущую внутреннюю колонию капиталистической Чехословакии — восточные районы Словакии. Пуркине — честная, бескорыстная натура, им движет неподдельный патриотизм, он и многие добровольцы полны энтузиазма, отправляясь на войну «за освобождение братьев-словаков».
Заблуждение Пуркине типично — на патриотических настроениях чешских солдат и офицеров, вернувшихся с фронтов и находящихся в плену в царской России и в странах Антанты, спекулировала чешская реакционная верхушка, вовлекая многих из них в так называемые «легионы», сыгравшие, как известно, контрреволюционную роль в Советской России. Добровольческие формирования для «освободительного похода» в Словакию были, по существу, разновидностью тех же легионов.
Несколько месяцев, проведенных в этой классово-антагонистической армии, убеждают Пуркине в том, что ее нельзя оценить иначе, чем поговоркой: «Тех же щей, да пожиже влей». Офицерство буржуазно-республиканской армии — плоть от плоти армии императорской, и, несмотря на демократические прикрасы, пропасть между солдатами и офицерами непреодолима, кастовость, зазнайство, оккупантские нравы по-прежнему живы.
Глубоко разочарованный Пуркине покидает армию. Жизнь показала ему, что между армиями капитализма нет принципиальной разницы.
Различными были пути познания правды у двух друзей, героев «Отбоя». Как это ни парадоксально, эмоциональный Губачек оказался объективно прозорливее логичного Пуркине. Он решительно отказался стать добровольцем, отмежевался от всякой военщины, «какой бы ни реял над нею флаг». То, чего еще не додумал Пуркине, почувствовал Губачек, «проголосовав» ногами против войны.