— Довольно, хватит! Отправляемся! По местам!
Но музыканты не умолкают, плясуньи и наши кавалеры не прекращают танца.
Но вот конец! На прощанье добровольцы в вагонах дружно затягивают:
Наш рев способен был бы обратить в беспорядочное бегство неприятеля, он, наверное, был слышен и в нудной Чехии, где только и умеют, что каждые четверть часа будить усталых солдат патриотическими хоралами и высокопарными фразами.
После этой станции весь батальон, отупевший от медленной езды, точно ожил. Добровольцы уже не валяются на полу; они сгрудились у открытых дверей. Мы выехали из Праги в субботу, стало быть, проезжаем Моравию в воскресенье. Праздничный день! Красочные народные костюмы замечательны. Население придорожных деревень глазеет на наш поезд. Девушки свежи, как морозный воздух.
Эй ты, старичок в тулупе, что вытаращил глаза? Даже перестал попыхивать своей трубочкой…
Девушки машут нам пестрыми платочками, парни с петушиными перьями на шляпах весело кричат, приветствуя нас и наши воинственные лозунги.
В одной деревне в словацкой части Моравии мы видим пестрое праздничное шествие, двигающееся к церкви. Издалека оно похоже на стаю щеглов.
До сих пор каждое человеческое существо, увидев наш поезд, разевало рот. Длинный состав, необычные вагоны с гирляндами и рисунками, макет виселицы, паровоз, на котором столько украшений, что он напоминает старомодные часы с брелоками, — все это привлекает общее внимание. Но девушки с молитвенниками в руках, вереницей направлявшиеся в церковь, даже не глянули на наш поезд, который проходит совсем близко от них.
Самолюбивые добровольцы уязвлены этой набожной замкнутостью. Они окликают девушек, но те даже не поворачивают головы. Погруженные в себя, точно слепые и глухие, они шествуют в церковь. Их не занимает ни свадебно разукрашенный паровоз, ни грозные надписи, ни сами добровольцы. Ребята с досады ругаются. Не помогает и это. Только когда мы уже миновали кортеж и наши крики стихли, девушки слегка приподняли склоненные головы в красивых платках.
Десять часов утра. Мы начинаем гадать, кто нас накормит в полдень. В нашей походной кухне, говорят, есть только сгущенный кофе.
В Угерском Остроге неожиданно приходится вылезать. Наш взвод расположился в обширном зале трактира для проезжающих. «Боздеховцев» среди нас нет, они, видимо, устроились в отеле. Об этом, наверное, знает их докучливый фельдфебель, который строит из себя самоотверженного командира и уже надоел всем нам хуже горькой редьки. Никак от него не отвяжешься, все он произносит вдохновляющие речи. Ребята прозвали его «унтер Боздех». Ага, уже выяснилось: его компания размещена в местном отеле. Насчет младшей «амазонки», худенькой Гермины, добровольцы подшучивают, что, мол, она плоска, как бритва.
— Как безопасная бритва «Жилет», — уточняет парикмахер Шарох, великий ненавистник безопасных бритв. — Никуда не годится, быстро затупится, — развивает он свою пошлую остроту.
Лучше бы вы, ребята, обратили внимание, какой прелестный цвет лица у «Амаду-младшей»! Почему-то никто из нас не задумывается над тем, что, собственно говоря, обе сестры поступили очень благородно: среди «боздеховцев» — их женихи, и девушки сопровождают их, не страшась насмешек, трудностей и опасности. Вот только зачем на них офицерская форма? Это раздражает бойцов, вызывает у них разные низменные догадки. Солдату становится завидно: кто-то везет с собой бабу, а я нет! Уже придумана версия, что с «амазонками» спит весь штаб. Солдат бесит всякая малость, даже если офицеры просто разговаривают с «амазонками». Ревность это, что ли? Особенно их раздражает галантность капитана, командира нашего батальона. Его уже за глаза прозвали «жидом»: кто-то где-то сказал, что он еврей, и никому не вздумалось усомниться в этом. Наоборот, многие добровольцы всячески стараются найти подтверждение этой выдумке.
Десять дней мы бездельничали в казармах, а теперь будем бездельничать здесь! Да, уже две недели мы не заняты ничем, кроме приема оваций. Еще бы, ведь мы едем защищать Словакию!
Смутное время, революционное настроение, неудовлетворенность рождают в каждом из нас желание как-то разрядить напряжение, что-то предпринять. Но что? Мы ничего не делаем и только валяемся на соломе, судачим, критикуем капитана и офицеров. Во всем виноваты «амазонки» и двуличный командир. Там, за горами, мы нужны как воздух, а он высадил нас из поезда в Моравии и прохлаждается здесь.