— Во-первых - он прав. Древней вражде давно пора положить конец. Так или иначе. А во-вторых.
За полгода до этого...
Они называли меня серой мышью. Все - от главбуха до последней уборщицы.
Не знаю, чем я не угодила уборщице, но и от нее однажды слышала кинутое вслед «вот мышь серая, ни кожи, ни рожи...». До чего обидно! Уж старую Киру Васильевну я точно ничем не обидела.
Вот и сейчас я, едва сдерживая слезы, стояла у двери в бухгалтерию. Вообще-то мне нужно было войти и отнести бумаги главбуху, но меня задержало услышанное.
Марина Сергеевна, пятидесятилетняя молодящаяся главбухша, чуть понизила голос, но мне все равно было все слышно из-за двери.
— И ведь вы понимаете. — говорила она двум моим коллегам - Маше и Лене, девушкам чуть старше меня, но куда красивее и интереснее. — Эта серая мышка Алиска к Петровичу клинья подбивает. Я вчера видела - он к нам вошел, а она встала так к нему спиной, задницу свою костлявую отклячила, а потом как махнет головой - так, чтоб ее крысиный хвостик его по носу ударил, мол заигрывает.
— Да-да, я тоже видела! — подтвердила Лена, большая любительница сплетен.
— Вот казалось бы - куда ей! Ведь ни внешности, ни мозга, — с упоением продолжила Марина Сергеевна. — Одеваться не умеет, может, даже подмышки не бреет. А такая наглость! Все не успокоится никак.
Я почти перестала слышать, что она говорит. Невольные злые слезы выступили на глазах, сердце свело болью обиды. Какая несправедливость!
Да мне никогда в жизни не пришло бы в голову заигрывать с нашим начальником Андреем Петровичем, эффектным тридцатилетним мужчиной, нередко заглядывавшим в бухгалтерию по делу. И чтобы поглядеть на смазливую Ленку.
Конечно, он мне нравился, но я бы не отважилась даже поднять на него глаза. Напротив, стоило ему появиться, как я старательно отворачивалась, пряча зардевшиеся щеки. Ведь Марина права - куда мне.
Да и всем известно, что Петрович неровно дышит к Ленке.
— Да уж. — услышала я голос Маши. — А главное, подлость какая. Ведь знает же, что ему Ленка нравится. Как, кстати, он приглашал тебя куда? — подружка явно обращалась теперь к Лене.
Что ответила Лена, я не слышала. Сделала шаг назад и прислонилась к стене. Вдохнула и выдохнула, чтобы успокоиться. Рабочий день подходил к концу. От меня требуется одно -скрыть слезы, отдать Марине бумаги, и можно будет пойти домой. То есть до завтра я буду свободна от яда своих змей-коллег.
А в глубине души хотелось схватить вещи, кинуть на ходу, что я увольняюсь и убежать в неизвестность. Просто куда я пойду работать? Идти-то некуда, кому я нужна со своим убогим опытом работы и полным отсутствием умения произвести впечатление.
Я стерла слезы, еще подышала и вошла в клетку с тиграми. То есть со змеями. То есть в серпентарий.
Видимо, бухгалтерши все же испытали некоторое смущение при виде меня, ведь понимали, что я вернулась слишком быстро и могла услышать их разговор.
Надеясь, что мое лицо ничего не выражает, я положила перед Мариной папку с бумагами и, сжимая губы, чтобы не заплакать снова, пошла к своему месту. Просто забрать вещи и пойти домой...
Алиса, ты сможешь. Ты сможешь, Алиса. Тебе нет дела до этих поганых змей, говорила я себе.
Но не тут-то было!
— Алисочка, может, чайку хочешь? — приторным голосом спросила Марина Сергеевна. — Ведь мы с девочками тебя попросить хотели. Ну ты понимаешь, скоро конец года, нельзя расслабляться. Надо бы доделать. В прошлый раз Маша оставалась. Ты уж останься, доделай, пожалуйста, сегодня.
Я снова выдохнула. Потом вдохнула, и воздух застрял во мне от злости. Хотелось в ярости запустить чем-нибудь в Марину Сергеевну. А «девочкам» повыдергать все их крашеные кудри.
Только вот вместо этого губы сами по себе произнесли:
— Конечно, Марина Сергеевна, я останусь и все доделаю.
На самом деле в «прошлый раз» оставалась тоже я. А Маша задержалась на работе лишь один раз, месяца три назад, просто это слишком хорошо запомнилось начальнице, и теперь она вечно ставила Машу мне в пример.
— Вот и умничка, — так же неприятно-сладко улыбнулась Марина Сергеевна и первая начала собираться домой.
Вскоре Марины с ее подопечными и след простыл. А я села возле экрана компьютера, отодвинула подальше клавиатуру, уткнулась лицом в руки и заплакала.
Ну сколько можно! Ну почему я такая размазня!
Ведь могла бы по крайней мере напомнить Марине, кто и когда оставался подольше на работе. А могла бы ворваться в кабинет посреди их сплетен и высказать все, что думаю о них. Могла было сыграть «холодную королеву» и одарить их красивым презрением - как благородные сильные женщины в фильмах.