В том, что генерал Аркатау будет не прочь взять ее замуж Агата не сомневалась. Помимо того, что ему было бы выгодно породниться с одним из крупнейших в княжестве купцов и разводчиков ферналей, он явно был заинтересован и в самой Агате. Порой, когда они встречались в обществе, она замечала его долгие пристальные взгляды, обращенные на нее.
Прошлым летом, на пикнике, устроенном графиней Бартоло, Агата услышала, как генерал, беседуя с ее отцом, сказал:
— Какой удивительной масти уродилась ваша дочь. Волосы точь-в-точь, как красное дерево! — произнесено это было таким тоном, словно он говорил об фернали или о породистой гончей, а не о человеке.
Отец тогда на это как-то отшутился, а Агате стало мерзко.
Нет, ни в коем случае, ей нельзя было выходить за генерала, но и поделать с этим она ничего не могла. Слово мачехи, и слово отца, который будучи очень своевольным и решительным во всех других вопросах, неизменно шел на поводу у своей супруги в делах семейных, весили на порядок больше, чем ее собственное слово. Никогда ей было их не одолеть.
Последняя свеча почти догорела. Слезы закончились, оставив за собой лишь мигрень и пересохшее горло. Колышущийся язык пламени освещал гравюру с драконом-императором, висевшую на стене.
В слабом свете казалось, что Андроник Великий смотрит на Агату с нежностью и едва уловимой тоской во взгляде. Она глядела на него в ответ и ей казалось, что во всем этом свете нет никого кроме него, кто мог бы понять ее. Как жаль, что им было не суждено даже увидеться наяву, не то, что быть вместе.
Свеча потухла, погружая комнату во тьму. Далеко на востоке тонкой алой линией загорался новый день. За окном послышался первый клекот фернали.
Этот протяжный, высокий звук, похожий на скрежет ногтей по стеклу, заставил Агату встрепенуться и вскочить с кровати.
Она почти упустила время, но могла еще успеть. Не давая себе больше ни секунды на раздумья, Агата вытащила из шкафа большой заплечный мешок, который остался у нее еще с тех пор, когда они с отцом вели кочевую жизнь и не осели окончательно в Арлейском княжестве.
Побросав в него смену белья, пару чистых сорочек, крохотную шкатулку, из сливового дерева и резной гребень для волос, Агата надела новое, но не очень приметное дорожное платье, и накинула на плечи короткий плащ. Поколебавшись немного, она взяла с полок нескольких фарфоровых кукол, смотревших на нее глазами из зеленого стекла и засунула их в мешок.
Она уже стояла на пороге, когда взгляд ее упал на пузатого, набитого козьим мехом, тряпичного дракона-императора с пуговицами вместо глаз. Агата прихватила его с собой, выходя из комнаты.
Сапоги для ферховой езды, сшитые из мягчайшей телячьей кожи, она несла под мышкой, опасаясь, что стук каблуков по дощатому полу разбудит мачеху.
Спустившись на второй этаж, Агата, стараясь ступать неслышно, дошла до детской, где в своей кроватке, посасывая большой пальчик, спал маленький барон. Его нянюшка крепко дрыхла на кушетке в углу комнаты.
Подойдя к колыбели, Агата с нежностью посмотрела на Титуса, но не решилась к нему прикоснуться. Он был единственным во всем мире близким ей по крови человеком, кроме отца. Покидая дом тайком и в такой спешке, она не знала свидятся ли они еще и что подумает о ней Титус, когда вырастет, что будут рассказывать ему мачеха и все остальные.
Сладко потянувшись малыш распахнул глаза и по-детски слюняво улыбнулся. Не в силах себя сдержать, Агата склонилась над колыбелью и поцеловала его в нежный бело-розовый лобик.
Чувствуя, что вот-вот не выдержит, расплачется и вовсе передумает, Агата отпрянула назад, и быстро пристроив тряпичную куклу в груде игрушек, лежавших в распахнутом сундучке, выбежала из комнаты.
Поместье понемногу просыпалось. Были слышны осторожные и тихие шаги слуг, прибиравшихся и готовивших поместье к пробуждению господ. Агата была достаточно осторожна, чтобы никто из них ее не заметил.
Во дворе было еще темно, но узкая полоса алого света все сильнее разгоралась на горизонте. Выпущенные бегать вокруг дома сторожевые псы, метнулись к Агате, но узнав ее тут же завиляли хвостами.
— У меня для вас ничего нету, — прошептала Агата, гладя их кожаные носы и бархатные уши.
Птичник был уже отперт, но никого из рабочих не было видно. Возможно, Агате просто повезло и она подошла в тот момент, когда рабочие ушли с ведрами к колодцу, чтобы набрать чистой воды для ферналей.
Пройдя по широкому проходу мимо стойл, откуда за ней следили желтыми глазами разноцветные, как летние цветы птицы, Агата подошла к тому, где стояла Фифи и быстро надев на нее седло и поводья, вывела ее на улицу.