— Так чего вы хотите тогда? — спросил он, не делая больше попыток высвободиться.
— Что я должна сделать, чтобы удостоиться чести отобедать с драконом-императором?
Глава 25. Слезы и камни
Кир Аверин посмотрел на нее светлыми, как лед, так инородно выглядевшими на его смуглом лице глазами, и сказал самую худшую вещь, которую она только могла себе вообразить.
— Ничего, — ответил он, а затем повторил, чтобы еще сильнее припечатать ее тяжестью этой мысли. — С этим ничего не сделать. Дракон-император волен делать все, что он хочет и никто ничего с этим поделать не может. Смиритесь с этим, госпожа Агата.
Она смотрела на него, чувствуя, как в уголках глаз закипают злые и непрошенные слезы. Генерал смерил ее ответным взглядом, не злым, а напротив мягким и жалостливым, отчего она почувствовала себя еще более униженной.
— Вы не лишены определенных достоинств, госпожа Агата. Напротив, меня даже восхищают ваше упорство и смелость, но на этом отборе вам не победить. И поверьте, тем лучше для вас. Лучше бы вам вернуться обратно в свою деревню, к ферналям, как можно скорее, поверьте мне.
Казалось, что он даже не пытается ее оскорбить как-то намеренно, а просто озвучивает то, что пришло ему на ум.
Чувствуя, что вот-вот неминуемо расплачется, Агата сделала шаг назад, стремясь, как можно скорее уйти.
— Спасибо за совет, генерал, но вряд ли я им воспользуюсь. Благодарю, что выслушали меня.
Генерал больше ей ничего не сказал, только слабо кивнул в ответ. Развернувшись, Агата бросилась прочь.
Она шагала по галереям, низко опустив голову, и то и дело смахивая, выступившие слезы.
Ей следовало подойти к любому служителю и отдать ему письмо, написанное для мачехи, попросив передать его на отправку, но она не смела поднять глаз и стыдилась своего покрасневшего и наверняка ставшего уродливым лица, и проходила мимо попадавшихся ей на встречу служителей. О том, чтобы вернуться в павильон и продолжить репетировать танцы и мысли быть не могло. Конечно, подруги бы ее пожалели, но они бы стали расспрашивать о том, что ее так расстроило. Агате было стыдно за то, что она позавидовала успеху Лидии и Пинны и так расстроилась и разозлилась, что вытворила такую несусветную глупость. Она никогда бы не смогла рассказать им о том, как додумалась обратиться к генералу Аверину с такой глупой просьбой.
Было только одно место, куда она могла пойти в таком состоянии и которое было в силе принести ей покой и утешение.
Когда она вошла в птичник, в нос ей ударило знакомым ароматом перьев, помета и свежеванных крысиных тушек.
В стойлах скрежетали и хлопали крыльями фернали. Фифи она нашла в дальнем углу, та высунула свою длинную шею из-за перегородки и заклокотала увидев хозяйку.
— Ну, как ты тут, моя милая? Как ты тут без меня? — приговаривала Агата, почесывая ее под клювом.
Теперь ей было совестно за то, что она ни разу не навестила за это время свою любимицу, и почти совсем о ней не думала. Разум ее застилал дракон-император и предстоящие испытания.
— Назад! — приказала Агата, и Фифи выполнив ее команду, отошла вглубь стойла.
Распахнув воротца, и ступая по устланному мягкой соломой полу, Агата подошла к ней. Делать так было опасно, птица могла среагировать непредсказуемой жестокостью на то, что кто-то посмел вторгнуться в ее пространство. Агата никогда бы не стала повторять нечто подобное с другой ферналью, но Фифи она выкормила и вырастила сама, и та признавала ее своей хозяйкой.
— Сидеть! — приказала Агата, и Фифи опустилась на пол, подогнув под себя длинные кожистые лапы.
Она сверкала глазами, глядя на хозяйку и ожидая угощения.
Еще войдя в птичник, Агата попросила у работавшего в нем служителя позволения надеть грубый холщовый фартук, в карман которого она положила пару полосок вяленого мяса.
Теперь, протянув мясо Фифи, Агата с умилением глядела на то, как подкинув воздух, та их заглотила.
Она села возле Фифи, удобно устроившись на кипе душистого сена. Она все же не забывала о правилах безопасности и не поворачивалась к фернали спиной и не подставляла шею.
Фифи уложила свою большую голову с острым загнутым клювом на колени к хозяйке, и утробно скрежетала, как большая кошка, пока та, гладила ее и чесала под клювом.
Агате стало немного лучше, но от слез все еще болела голова. Она злилась на себя за то, что выставила себя такой дурой перед Киром Аверином. О чем она думала? Что он действительно все бросит и потащит ее на аудиенцию к Андронику Великому? Генерал терпеть ее не мог, что не раз уже показывал. Зависть к Пинне и Лидии, стыд от письма мачехи и огорчение о того, что ей никак не даются танцы и, что на испытании она выступит хуже всех, помутили ее разум и она все равно, что обезумела.