- Убого, - услышала она справа от себя. Обернувшись, девушка увидела Лиру, волосы которой впервые на ее памяти были собраны в тугую косу, спускающуюся ниже пояса. Лира была одета в красную форму своего факультета, глаза ярко подведены черным, а запястья усыпаны браслетами.
Рина отвернулась от нее.
- Что именно?
- То, что эти люди будут шить наши платья к балу.
- Они кройшицы. Это их стихия.
- Я никому не доверяю свои платья, - голос Лиры смешался с гулом толпы. - У меня есть свой кутюрье, на минуточку. И я должна предстать перед Габриэлем... В чем? В том, что они сошьют?
Рина закатила глаза.
- Не тебе жаловаться, - ответила она. Она вспомнила, что с Факультета настроения тоже была выбрана лишь одна кандидатка, которая и стояла сейчас перед ней. Значит, Рина была не единственной в своем одиночестве. - Вы, лисы, выглядите прекрасно, даже если вас в штору завернуть.
Глаза Лиры сверкнули.
- Ты права. Даже если получится ужасно - всегда есть возможность все исправить.
Девушка своей бесшумной походкой пошла в толпу, а Рина едва сдержалась, чтобы не ударить себя ладонью по лбу. Вот уж у кого сомнительные приоритеты.
Прошло несколько минут, и Рина выхватила в толпе знакомую рыжую шевелюру. Она хотела окликнуть Джеки и попытаться поговорить с ней, но волчицу схватила одна из кройщиц. Она сняла мерки, а потом начала махать перед лицом девушки разными тканями, подбирая оттенок под цвет глаз и волос. Джеки раздраженно вертелась, подгоняемая другими работницами, ее лицо выражало крайнюю степень раздражения, что позабавило Рину. Джеки всегда была слишком импульсивной.
- Уделишь мне пару минут? - вдруг услышала она. Обернувшись, Рина увидела Веронику, которая стояла в проходе, сжимая в руке сигарету. Почувствовав запах дыма, целительница словно вернулась в тот вечер, когда Харгис выбрала ее в кандидатки - голова снова закружилась, а горький запах ударил в нос.
Она растерянно моргнула. Машинально захотелось спрятать волосы под куртку, и пришлось крепко сжать руки в кулаки.
- Конечно.
Они вышли в коридор, а оттуда - в маленький кабинет, заваленный тканями и старыми, покрытыми пылью машинками. На фоне всего этого беспорядка красивая, точеная фигурка Вероники выглядела немного нелепо. Она отодвинула стул и присела за широкий дубовый стол, поставив перед собой игольницу вместо пепельницы.
Рина, не придумав ничего лучше, опустилась напротив нее и сложила ладони на коленях.
- Тебе не нравится вся эта затея с отбором, верно? - после минутной тишины произнесла Вероника. Она смотрела на Рину очень пристально, рассматривала ее лицо и глаза, скользила придирчивым взглядом по ее волосам, подбородку, шее. Хотелось спрятаться от ее взгляда, укутаться так, чтобы она не увидела даже кусочка кожи. - Почему?
Рина пожала плечами.
- Почему мне должно это нравиться? У меня есть свои планы на будущее.
- Не всегда получается ровно так, как мы планируем. - девушка затянулась. Дым стал гуще, плотнее и, кажется, светлее. Рина потерла кончик носа, борясь с желанием закрыть воротником лицо. - Ты - ценный камень на фоне булыжников, Рина. Ты - аквамарин.
Сказав это, Харгис замолчала. Рина хотела оспорить ее слова и сказать, что есть камни ценнее. Лира, к примеру. Вот кто идеально подходит на роль прилежной жены, страстной любовницы и украшения своего мужчины.
Но она ничего не ответила. Вскоре в комнату вошла директриса и попросила девушку пройти на примерку.
Рина освободилась после полудня. К тому времени дождь закончился, и на небе появилось бледно-рыжее солнце впервые за эту неделю.
Она никогда прежде не шила для себя одежду на заказ, если это не были костюмы, что мастерила мама на детские праздники в младшей школе. Кройщицы крутили и вертели ее, прикладывали к ней ткани, пытаясь подобрать цвет и текстуру, но синие волосы полностью сбили их с толку. В конечном счете она осталась единственной кандидаткой в мастерской, и одна из кройщиц, поставив Рину перед зеркалом, приложила к ее груди черную парчу.
- Наконец-то, - сказала швея, триумфально улыбнувшись.
Что именно она подразумевала под этим своим «наконец-то», Рина знать не хотела. Она была рада поскорее уйти.
* * *
Больше всего на свете Томас боялся, что совершенно разучится творить другую, не целительную магию. В детстве у него неплохо получалось управлять воздухом и работать с бумагой. Эти два навыка пришли к нему из магии стихий и материй. Он никогда не видел себя кройщиком, зато к воздуху, к его прохладе и поблескивающим на солнце пылинкам душа лежала всегда. Он мечтал о том, что, поступив в Академию, обучится всему, что связано с воздухом, сможет управлять им так же мастерски, как отец - один из самых одаренных стихийцев страны. Но не сложилось. Целительное дело тоже было интересным, но Томасу было скучно работать с зельями, проводить часы в мастерской, смешивая ингредиенты или добывая их в лесу. Для Рины такая жизнь была отдушиной, для Томаса - тяжестью на плечах.