– Твои дети от оборотней в человеческой ипостаси будут такими же красивыми, как ты, а звериную форму получат от отца. Через два поколения, если продолжат смешение с оборотнями, станут неотличимы от чистокровных.
– Я так понимаю, подобные смешения у вас были, раз знаете последствия.
– Раньше жриц свободнее выпускали в Сумеречный мир, иногда они гибли. Или их убивали. И сила находила пристанище в человеческих женщинах. Некоторые из них соблазнили нашедших их оборотней. Всё их потомство прекрасно оборачивается.
Во все глаза смотрю на Ариана, начиная осознавать, как мне повезло, что скрещивание с людьми у них опробовано, а то убили бы меня и прикопали под кустиком.
– Охранять тебя буду лично, – произносит он своим бархатно-рокочущим голосом. – Постоянно.
Мурашки бегут по спине, переползают на живот. И мысли при этом приличностью не отличаются. Но на помощь приходит здравый смысл, и я уточняю:
– А если в меня выстрелят из снайперской винтовки?
– На всех открытых пространствах я буду начеку и в случае необходимости перекину пулю в другой мир.
– Но если ты такой сильный, пока ты рядом, никто не нападёт.
– Никто не будет знать, что я лунный князь. Представлюсь одним из лунных воинов.
– И что, никто тебя не узнает? – Оценивающе его оглядываю. – По запаху там или ещё как? Они твоего лица не видели?
– Не видели. У того, что я сверкаю, как новогодняя ёлка, есть и положительные стороны.
Нервно усмехаюсь, Ариан улыбается чуть более явно, продолжает неотрывно смотреть на меня и говорить:
– Проблема с запахом решаема. Форму оборота я способен менять. И оборотни узнают меня по проявлению лунного дара, а его я в состоянии скрыть так глубоко, чтобы показаться хоть обычным человеком. Я буду защищать тебя двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.
– А когда поймаешь убийцу… можно мне не выходить замуж так быстро?
– Два месяца на раздумья – разве этого мало?
– Если влюбляешься с первого взгляда, то вполне достаточно. – Вздыхаю. – А если надо выбрать из группы неприятных кандидатов того, кто будет меньше раздражать, то уложиться намного сложнее.
– Почему ты считаешь, что все они будут неприятны? – Ариан склоняет голову набок.
– Тебе за оборотней обидно?
– Я сам оборотень. И да, мне неприятно, когда к представителям моего народа относятся предвзято.
– Не ты ли рассказывал, что меня могут легко убить просто потому, что я человек? Это что, непредвзятое отношение?
Смотрим друг на друга, смотрим.
– Скажешь, что это другое? – тихо спрашиваю я. – Что такая предвзятость – суровая необходимость?
Чувственные губы Арина слегка изгибаются в улыбке:
– Ты сама всё прекрасно понимаешь. Умница.
Щёки вспыхивают, поясняю:
– Я съязвила.
– Я тоже.
И улыбается ещё шире, в тёмных глазах – смешинки. Хочу сказать что-нибудь резкое, спорить, но его взгляд, выражение лица такие обезоруживающе милые, что, вздохнув, пронзаю мясо вилкой, на которой уже нанизан кусочек, и начинаю отрезать ещё один.
Ем. Голод притупился, так что наслаждаюсь фантастическим вкусом с чувством, с толком, с расстановкой. Под пристальным взглядом Ариана.
– Если не начнёшь есть и пить, – глядя в тарелку, предупреждаю я, – решу, что в еду и вино ты что-то подсыпал.
– Ничего не подсыпал. – Ариан медленно отодвигает бокал. – Просто вино мне, пожалуй, лучше не пить. А мясо… скажем так: обработка твоих ран повлияла на аппетит.
Смотрю на отражение его бокала в тёмном зеркале стола. На красивые мужские пальцы, застывшие у изгиба вилки. На расстёгнутый ворот, на пульсирующую на шее жилку. В глаза тёмные, странные, завораживающие.
– Невкусная оказалась? – низким, грудным голосом уточняю я.
Вокруг его глаз разбегаются мимические морщинки, точно лучики солнца.
– Откуда такой пессимизм? – улыбка чувствуется даже в рокочущем голосе. – Почему не предположить, что слишком вкусная?
– Невкусной быть безопаснее. – Хватаюсь за холодную ножку своего бокала. Несколько терпких согревающих глотков уже не так кружат голову. – А то раздерут на много маленьких Тамарочек и скушают.