После долгого и нудного изучения магических книг к вечеру мне всё-таки удалось сварить зелье, которое, судя по цвету, запаху и консистенции, не должно было отправить меня в лучший мир.
«Час настал», — мысленно повторяла я, прихлёбывая из ложки вязкую голубоватую жижу, а потом с содроганием заглядывая в зеркало. Завтра утром начинался второй этап брачного отбора, и становиться зелёной мне было никак нельзя.
Своё отражение я разглядывала без ужаса, но и без восторга. Что-то, разумеется, пошло не так, и вместо изящной светловолосой нимфы из зеркала на меня смотрела приземистая старуха с крючковатым носом. Но, к счастью, с лицом вполне человеческих оттенков.
Зато в злобной мымре никто не узнает миловидную наследницу Эшеров — одно это примиряло со всеми предстоящими неудобствами.
Пересыпая монеты из золотой шкатулки в мешочек на поясе, я пыталась составить план будущих действий. И как-то незаметно упустила тот факт, что в облике старухи меня увидят не только посетители борделя и его смотрительница, но и мой голубоглазый остроухий возлюбленный.
Глава 10
С тех пор как последняя клиентка ушла, песок в часах на тумбочке давно высыпался. Надо было спуститься вниз, но никак не удавалось заставить себя подняться с постели. Он лежал на кровати в расстёгнутых брюках, смотрел в потолок и ждал, когда о нём вспомнят — когда ошейник на горле утопит его в океане боли.
Надо было спуститься вниз.
Надо было.
Он не хотел.
Последние триста лет он только этим и занимался: спускался ниже и ниже. Даже не спускался — падал. С того дня, когда его окровавленного, потерявшего сознание бросили на поле боя, посчитав мёртвым. Возможно, его не заметили под телами других павших воинов. Не сражение тогда было — мясорубка.
Он вздохнул, потянулся к тумбочке и перевернул часы. Песок тонкой струйкой сыпался из одного стеклянного сосуда в другой, и эльфу казалось, что это не время утекает — его жизнь.
Бессмысленная. Полная позора.
На каторге было проще. На галере он просто грёб и грёб, звенел цепями, наваливался на вёсла. Без остановки. Восемь часов, шестнадцать. Пока не падал, отключаясь и не реагируя на удары надсмотрщиков.
Времени на раздумья не оставалось, и теперь он ясно понимал, какая это на самом деле благодать — пустая голова. Голова без единой мысли.
В тяжёлом физическом труде не было ничего постыдного. Несмотря на жажду, голод и отупляющую усталость, несмотря на то, что спал он на скользкой жёсткой лавке в обнимку с веслом, а когда не спал, подставлял спину под плеть — несмотря на всё это, он бы предпочёл и дальше быть галерным рабом, чем из ночи в ночь с отвращением ублажать незнакомых женщин.
Иногда красота — проклятие. Его заметили. Даже исхудавший, обожжённый солнцем, с иссечённой спиной, он оставался нечеловечески привлекателен.
«Мы сделаем на нём много денег, — сказала взошедшая на судно женщина с медными волосами. — Какая прелестная экзотическая зверушка».
Он поднялся с постели, застегнул штаны, бесцельно прошёлся по комнате и снова перевернул песочные часы. Когда время истечёт, он спустится в общий зал. Снова станет товаром. Будет терпеть липкие взгляды, прикосновения, от которых по телу пробегает дрожь омерзения.
До чего он докатился…
Он, когда-то бывший королём.
Эдриэл давно решил, что та жизнь в прошлом, что он — не он вовсе и никакого отношения к блистательному королю Ашенвилля не имеет. Легче было считать себя мёртвым, павшем на поле боя, чем бесконечно сравнивать прежнее и нынешнее положения.
Даже о единственном сыне Эдриэл старался не вспоминать, не бередить душевные раны. Не думать о том, что никогда его не увидит, что бросил разорённое войной королевство на неопытного юнца. Справился Лионель с этой ношей или согнулся под её тяжестью? Считал отца погибшим или пропавшим без вести? Искал ли его? Завёл ли собственных детей?
Триста лет в неведении. Триста лет!
Эдриэл достал из кармана и покрутил в руках маленький красный камешек. Из головы не выходила обронившая его девчонка, наследница Эшеров — кажется, так назвала её Сесиль.
Наверное, Эдриэл сошёл с ума. Да, никаких сомнений: он сошёл с ума. Три века каторги не прошли бесследно. Жизнь в аду помутила рассудок. Иначе как объяснить привидевшийся ему свет истинной пары? Не могла его кожа вспыхнуть золотом под чужой ладонью. Не снова. Не во второй раз.
У Эдриэла уже была истинная — женщина, идеально ему подходившая. Его жена. Мать его сына, погибшая в родах. Судьба не давала эльфам второго шанса на счастье. История не знала подобных случаев, а значит, волшебное сияние — игра уставшего, отчаявшегося рассудка. Он просто утомился, давно не спал, выпил слишком много возбуждающего зелья. Кто знал, какие у того побочные эффекты?