— Но… — начал было король, только вот его никто уже не услышал.
Капрал подхватил верещащую Марушку за талию. Она завопила еще громче, и уперлась ногами в дверной косяк. Новый пинок, и почти выбив дверь, капрал вышвырнул девчонку на улицу. Она попыталась вскочить и дать деру, но капрал одним прыжком настиг ее, ухватил за полураспустившуюся косу, и за волосы стащил со ступенек. Марушка пронзительно визжала.
— Я все нашла! — прижимая к груди найденный за прилавком моток веревки, я подхватила юбку и помчалась следом.
Вокруг брошенной прямиком на мостовую девчонки уже начала собираться еще не толпа, но ее явный предвестник. Величественная дама неодобрительно поджала губы, но остановилась, словно бы невзначай.
— Ой, а что это? — молоденькая девушка, почти девочка, попыталась подойти поближе, гувернантка ее удержала, однако и уйти не заставляла, видно, самой было любопытно.
Откуда-то вынырнула стайка вездесущих уличных мальчишек…
— Сюда давайте! — я деловито огляделась и указала на уличный фонарь.
— Э-э, вы уверены, сьёретта? — капрал замешкался. — Это ж парадный вход в торговый дом Монро! Навряд они довольны будут, если у них напротив эдакий… фрукт повиснет!
— А вы видите тут другой нормальный фонарь? — ворчливо отозвалась я. — Все же столичные власти совершенно не думают об удобстве заезжих владетелей. Собственную приказчицу, и ту повесить не на чем! У этого фонаря хоть рожки есть, чтоб веревку забросить!
— Вешать будут, вешать… — прокатилось по стремительно собирающейся вокруг толпе. — Да как же? За что?
— За воровство и клевету на хозяйку. — охотно пояснила я. — Ну или за что-то одно, на выбор, но тут уж разницы никакой. Да вы не волнуйтесь, я все сейчас напишу и на грудь ей прицепим, чтоб всем понятно было. — я помахала прихваченным из лавки листом упаковочной бумаги.
— А вот тут пишите, сьёретта! — оборванный мальчишка с готовностью уперся ладонями в колени, подставляя спину вместо пюпитра. Его приятели тут же просочились следом, жадно заглядывая, что я там царапаю карандашом.
— Вешать? Правда? Вот прямо посреди города? — перекликались голоса.
— Так городская стража ж… Значит, все законно…
— Вас всех скоро сьеры поганые изведут! Баб по фонарям развесят, а вы утираться будете, да кланяться! — завопил вдруг пронзительный голос.
— Кто сказал? — офицер стражи слетел по ступенькам и ринулся в толпу в поисках крикуна. Толпа заволновалась.
— Вы действительно будете вешать ее здесь? — пихаясь локтями, в первые ряды зевак прорвалась мистрис в сбившейся набекрень шляпке.
— Вы сейчас мне бунт в столице устроите! — у меня за спиной гневно прошипел король.
— Вы не можете этого сделать! — заголосила мистрис.
— Слышите? — подхватила Камилла. — Люди вступятся.
— Что за варварство! — продолжала дама в шляпке. — Это аморально! И негигиенично! Увезите ее за город и делайте там, что хотите!
— Мистрис, не нравится — вали отсюда, нам виднее будет!
— Не смейте меня пихать, я тут стояла!
— По-моему, люди не против. — хмыкнула я. — Капрал!
— Да вот я думаю — выдержит хоть? — капрал неловко, одной рукой закинул веревку на рожок, фонаря, и теперь дергал, проверяя не обломится ли тот. — Все-таки девка увесистая. — он оценивающе поглядел на Марушку. Та уже даже не визжала, а только тихонько икала от ужаса.
— Так проверьте! — раздраженно буркнула я. — Ей, в конце концов, здесь семь дней висеть!
— Что значит — семь дней? — прогрохотал голос настолько громкий и властный, что даже толпа на миг смолкла.
— Говорил я вам, сьёретта, что вешать перед домом Монро — плохая идея. — пробормотал капрал и попытался даже отодвинуться от фонаря. Косу Марушки, правда, не выпустил.
Я медленно обернулась.
Обладатель громкого властного голоса и габаритами тоже впечатлял. Толстые мужчины обычно рыхлые и неприятные, но этот напоминал отъевшегося перед зимней спячкой медвежутя: высокий и равномерно широкий во всех местах — от могучих плеч и похожих на окорока рук до круглых щек и живота, торчащего над богатым поясом с вензелем «М» на золотой пряжке. Впечатление усугублял роскошный меховой плащ, даже чересчур теплый для осени. Темный, приличный торговцу камзол был пошит из совершенно неприлично дорогой шерсти, а сапоги на тумбообразных ногах оказались из тисненой кожи. На вид «медвежуть» был молод, навряд намного старше меня, но судя по воцарившемуся вокруг почтительному молчанию, пользовался в столице уважением.