— Я больше не дочь благородного семейства. Мне так сказали…
— Но чего они от вас хотели? О чем спрашивали? — он перегнулся через столик и даже протянул руку, чтобы погладить ее по волосам, но кажется, в последний момент побрезговал и только коснулся относительно чистой щеки кончиками пальцев.
— Про папу с мамой… Кто у нас бывал… по вечерам… о чем разговаривал… — цедить слова было почти невыносимо — сразу возвращалась камера и чудовищный, лишающий сил и соображения, огромный и бесконечный страх.
Несмотря на свою огромность он рос и дальше, с каждой минутой, с каждым часом: при виде чиновника, перебирающего бумаги, и двух громил, не сводящих с нее глаз, будто стоящая перед дознавателем девочка могла на него напасть. Она даже в чем-то была благодарна огромности того страха, потому что когда ей показали кнут, страх попросту перестал помещаться в ее маленьком теле, и ударил в голову, так что она потеряла сознание. Тогда ее оставили в покое, а потом она и вовсе стала не нужна.
— И что вы им сказали? — настороженно спросил виконт.
Она поглядела на него возмущенно — точно, как смотрела на дознавателя:
— Откуда же мне знать, если гувернантка всегда укладывала меня спать? Как маленькую…
— Но меня-то вы узнали? — вкрадчиво спросил он.
— Но… — она на мгновение растерялась — гувернантка, конечно, присматривала, чтоб ее подопечная не выходила из спальни, когда в отцовском кабинете собирались немногочисленные гости, но разве могла она уследить за юркой девчонкой? Так что Булка не раз и не два выбиралась из своей комнаты. Прокрасться к кабинету она не рисковала, но смотреть сквозь балясины лестничных перил на гостей было любопытно. Виконта она заметила еще тогда — большой, представительный, и даже красивый в своем гвардейском мундире, хоть и старый, конечно. Сам он на Булку не обращал внимания, всё маме ручки целовал. А Булка мечтала вырасти и стать красивой, как мама — все говорят, что станет! И такой же роскошный гвардеец будет целовать ручки уже ей. — Я… Я видела вас днем! Вы как-то заезжали, по поручению из дворца.
— Вот как? — с явным сомнением переспросил он. — Дознавателю вы так и сказали?
— Меня никто о вас не спрашивал. — торопливо пояснила Булка. — Я просто сказала ему, что не могла никого видеть!
И повторяла это раз за разом, даже когда дознаватель лениво, будто делая наскучившую работу, начинал бить ее по щекам.
— Вот и умница. — задумчиво сказал виконт.
— Вы… вы ведь мне поможете, монсьер? — она робко подняла на него глаза. — В память вашей дружбы с моими родителями.
— У нас не было особой дружбы. — он резко поднялся и отошел к камину, вновь повернувшись к ней спиной. — Не скрою, я был в восхищении от вашей матушки — как и многие столичные сьеры. Жаль, что ее постигла такая судьба!
Булка схватилась рукой за горло. Ему жаль… Жаль ему…
— Так чем же я могу помочь вам, милая? — развел руками он.
— Быть может вы… что-то знаете об… остальной моей семье… — выдавила она.
— Не интересовался. — равнодушно обронил он. — Уж простите, моя дорогая, но думаю, у них сейчас хватает своих бед. Учитывая, что ваш титул отменен, а все владения должны перейти в казну. Да и как вы до них доберетесь — денег у вас нет, а если будут, вас пристукнут бандиты в первой же подворотне.
Вооот как! Булка сжала кулачки так, что полукружья ногтей впились в ладони. Убедился, что она ничего не рассказала дознавателям, и теперь собирается просто выставить ее обратно в грязь и холод? И даже без печенья?
Она судорожно сцепила пальцы и протянула с приторной невинностью:
— Ах, монсьер, но куда же мне идти? Разве что обратно в тюрьму, к господину дознавателю.
Он обернулся так резко, что от его движения всколыхнулся огонь в камине. И посмотрел на нее с недобрым прищуром:
— Однако…
Большего благородный сьер добавить не успел — внизу, у входной двери, загрохотало так, что слышно было и здесь, в кабинете.
— Вы соображаете, в чей дом пришли? Наш монсьер во дворце служит — да он вас в порошок сотрет! Проваливайте отсюда! Сейчас же! — заверещала горничная.
— Приятно видеть прислугу, так защищающую дом своего хозяина. — раздался негромкий, даже ласковый мужской голос, но от этой негромкой ласковости почему-то становилось не по себе.
Во всяком случае, виконт смертельно побледнел и… схватился за горло. За ее, Булкино, горло.
Ее выдернуло из кресло, подхватило, будто вихрем, ударило об стену… и вот она уже почти висит, доставая до пола лишь мысками ботинок. Пальцы виконта сомкнулись на ее шее, заставляя до боли задирать голову.