— Это ты их сссюда привела? Что ты им наболтала? — прошипел он — капли его слюны обрызгали ей щеки.
— Нет! — прохрипела она, обеими руками хватаясь за его запястье в напрасных попытках оторвать его руку от своего горла. — Я… не знаю, кто это!
— Врешь! — также шепотом выдохнул он и замахнулся.
Она зажмурилась в ожидании удара…
Глава 31. Допрос у Черного Вилье
Королевский двор
— Признавайся! — он с размаху шарахнул кулаками по столешнице. Массивная грубая доска гулко ухнула под ударом.
Я посмотрела равнодушно. Он же не рассчитывает запугать меня, избивая стол? Вот если бы он бил меня… то это больно. И невероятно унизительно. Когда понимание, что твоя боль, и обида, и вообще ты сама не значат совершенно ни-че-го! Что никому не больно, если тебе больно. Что ты — меньше, чем вещь, потому что вещь — она вещь и есть, и может быть использована, а ты — вещь о себе возомнившая, и за свое самомнение должна быть наказана. Чтоб место свое не забывала.
Потому, когда при тебе бьют стол — это даже приятно. Это значит, что тебя ударить не посмеют. Что ты — есть, и ты что-то значишь.
А еще после удара о такой крепкий стол кулаки болят. Что тоже приятно. Хотя лучше бы он головой бился, это доставило бы мне вдвое больше удовольствия.
— В чем признаваться, мастер Вилье? — заинтересовалась я.
Черный Вилье, первый помощник начальника Тайной Службы королевства Овернии, глухо зарычал и шарахнул кулаками по столешнице еще раз.
Го-ло-вой! С размаху.
— В убийстве! — и снова кулаками — бах!
— Мастер Вилье… — очень хотелось потереть лицо. Но я так долго держалась, чтоб и платье в порядке, и прическа не встрепана, и легкое, почти незаметное чернение на ресницах и бровях осталось легким и незаметным, а не расплылось черными кругами под глазами… Держалась в карете, держалась в запущенном крыле невест, держалась на приеме в честь Лерро… что сдаться сейчас было и вовсе невыносимо! А потому я благовоспитанно скрестила руки поверх юбки, и задрала подбородок, высокомерно взирая на этого безземельного. — Вы продержали меня в этом… омерзительном месте… — я не отрывала взгляда от Вилье, давая понять, что омерзительнее всего тут он сам, а вовсе не каменные стены и запах плесени. — Всю ночь. Чтобы доказать, что я… мечом… почти что пригвоздила несчастную виконтессу Пеленор к полу? — я покрутила ладонями, демонстрируя какие они маленькие, беленькие, изящные… ноготь на мизинце подпилить надо…
— Вы ведь, кажется, опытная наездница? — Вилье глядел на мои руки с неподдельным интересом — неприятным таким. — Я видел вашего скакуна в королевских конюшнях — тот еще монстр. У вас должны быть очень сильные пальцы.
— У меня достаточно сильные пальцы, чтобы ухватиться и повиснуть. — согласилась я. — Но чтобы пробить тело мечом насквозь, мне пришлось бы встать на рукоятку! И это при условии, что виконтесса не сопротивлялась.
— А она и не сопротивлялась. Ей дали понюхать дурман-травы. Она не просто не сопротивлялась, но еще и легла как ей велели.
Я на мгновение представила, как Маргарита Пеленор, радостно улыбаясь, укладывается так, чтоб убийце было удобнее нанести удар — и меня замутило. Что виделось ей в тот момент, кем она себя воображала? Ребенком, которого нянечка укладывает спать? Смущенной новобрачной перед супружеским ложем?
По крайней мере ясно, почему Вилье ко мне прицепился, как перекати-репка к подолу.
— У вас есть дурман-трава? — требовательно спросил Вилье.
— Конечно же, нет. — с достоинством ответила я.
— Вы — Редон. — не поверил он. — А Редон — это товары из Чащи.
— Мастер Вилье, вам ли не знать, что Редоны давно уже потеряли право на добычу чащобных редкостей. — удивленно приподняла брови я.
— Вы мне тут Крадущейся бока не начесывайте, сьёретта! После свержения проклятого узурпатора Редонам были возвращены все права на титул и имущество!
— Вот именно. На титул. И имущество. Права на оптовую торговлю нам так и не вернули.
Этими самыми торговыми правами регент наградил кого-то из своих сторонников. Даже не знаю — кого. Не все ли мне равно, чьи отлично снаряженные экспедиции время от времени уходят в Чащу. Если они никогда оттуда не возвращают. И в целом не мешают, разве что иногда, вот как перед отъездом, неподалеку от опушки на череп наткнешься. Бывает еще болотная костежуйка под ноги пару ребер выплюнет. То ли симпатию так выказывает, делится, то ли просто — невкусные.
— Лжшшшшете! — Вилье вдруг оказался близко, навис, едва не упираясь своим носом в мой нос, и глядя глаза в глаза. — У вас лавка в столице. Или полагаете, мы не знаем? Тайной Службе известно все! — вдруг резко возвысив голос, почти прокричал он, и быстро покосился на слуховые окошки под потолком.