Копыта мягко застучали по гравиевой дорожке. Знаменитый сад Редонов был по-прежнему ухожен. Мраморные статуи из зеленых гротов убирали аккуратно, заменяя изящными скамейками, так что даже немногочисленные оставшиеся слуги не всегда замечали изменения. Да и оранжереи по-прежнему сверкали полированными стеклянными гранями. Сьеров-соседей, по большим праздникам навещающих старшую графиню, приглашали прогуляться среди редчайших чащобных цветов, один аромат которых поднимает дух, а также разглаживает морщины и убирает пятна с кожи. Что тоже очень сильно поднимает дух, особенно у дам!
Графиня-тетушка торжественно щелкала ножницами, одаривая одну из старых приятельниц, или их юных внучек цветком из тех, что растут только в самых глубинах Чащи… ну и еще здесь, в оранжереях графов Редон. А мне приходилось держать лицо, чтоб не выдать глодающей меня жадности. Такой цветочек, если продать его в нашей маленькой лавочке на респектабельной улице столицы, обеспечивал тетушку запасом любимого чая на неделю. А уж мази и притирания из оранжерейных травок были основой нашего с тетушкой скромного благосостояния.
Впрочем, больше одного-двух цветков старшая графиня не дарила никогда, потому я терпела.
Хэмиш придержал мне стремя, помогая сойти с седла.
— Спасибо. — я благодарно улыбнулась.
— При дворе… — нравоучительно начал он. — Воспитанная сьёретта не благодарит грума, который помогает ей спешится. Она даже не замечает его существования.
— При дворе грумы — молодые и красивые, вот и приходится делать вид, что они не мужчины, а мебель. — перебила я. — А ты мой любимый старенький дядька Хэмиш… — я похлопала Хэмиша по щеке. — …я тебя и так за мужчину не считаю. — и побежала вверх по ступенькам, на ходу стягивая перчатки из толстой вовкуньей кожи.
— Ну и дрянная же девчонка. — пробурчал мне в спину Хэмиш, удерживая скакуна, пока прибежавший от оранжерей мальчишка отвязывал короб с моей добычей.
Я шкодливо улыбнулась — еще какая, дядька, еще какая…
Дверь предупредительно распахнулась передо мной, я бросила хлыст и перчатки на подставленный дворецким поднос. Как же я мечтаю никогда больше не садиться в седло! Но хорошая, дорогая карета с запряжкой нам не по карману, а ездить в дешевой для нашего небогатого графства равносильно признанию банкротства. Поэтому обе графини Редон — старшая и младшая, блюдут родовые традиции. Право разводить скакунов на продажу мы потеряли указом регента, но никто не запретит держать конюшню для себя, утоляя общеизвестную страсть благородных сьер Редон к верховой езде.
Скакуны с Редонами навсегда!
Но хотя бы на сегодня с ними покончено…
Я подобрала подол амазонки и заторопилась к лестнице.
Она возникла в луче света, падающего из витражного окна наверху, точно фамильное привидение — бесшумно и словно бы ниоткуда.
— Сьёретта Оливия… Сьера графиня велела зайти к ней как вернетесь с прогулки.
— Передай тетушке, я переоденусь и приду.
— Сьера велела зайти тотчас же. — непреклонно скрещивая руки на кружевном переднике, прошелестела экономка.
Я остановилась. И склонила голову к плечу, изучая ее от квадратных носков туфель, выглядывающих из-под подола практичного коричневого платья, до волос, собранных в пучок настолько тугой, что у нее аж кожа на висках натянулась.
Вроде бы мы живем с Мартишей душа в душу — просто не обращая внимания на существование друг друга. И что такого у нас стряслось, что экономка снова решилась выказать мне свое неодобрение?
— А ведь я тебя, пожалуй, уволю. — наконец задумчиво сказала я.
— И ваша бедная старая тетушка останется совсем одна, теперь, когда вы уезжаете. — ответствовала экономка, и неодобрительно поджала и без того тонкие губы.