Улыбаюсь шире: не забыла Лисса моих слов.
— Настя, — обращается ко мне Катари, и улыбка сползает с моего лица, потому что я уже знаю, каким будет вопрос. — А ты тоскуешь по дому?
В груди становится холодно и немного тяжело, я, пользуясь темнотой, пересаживаю на себя саламандру, глажу теплую шкурку, изгоняя тоску, порожденную этим разговором, воспоминаниями о доме и любящих семьях. Мне намного ближе Лисса, понятнее.
— Дома у меня скучно, так что не очень тоскую, — отвечаю я, чтобы не портить всеобщую расслабленность и ностальгический настрой с нотками воодушевления. — Нужно присмотреться к этому миру, мне кажется, в Нараке может быть интересно.
На самом деле мне хотелось сказать, что у меня нет дома.
Во дворе горят лишь лампы над подъездами, но желтые прямоугольники окон озаряют все, свет золотится на влажной после мороси траве и плотно натыканных машинах — Леонхашарт снова удивляется неудачной планировке и тому, что никто не пытается это исправить.
— Наконец-то конец. — Васандр разминает шею. — Неужели почти все?
Он искоса смотрит на Леонхашарта, но тот выходит из машины, снова отметив, что земная жизнь совсем отучила Васандра от наракских привычек: он должен шарахаться и проявлять больше почтительности.
Не то чтобы Леонхашарт нуждался в церемониальных проявлениях, просто их отсутствие царапает непривычностью.
«Может, земляне все такие? — гадает он. — И безразличен им размер рогов…»
Ему даже хочется проверить предположение, тем более, рога зудят и ноют, требуя свободы. Но благоразумие побеждает, и Леонхашарт просто идет следом за Васандром к одному из подъездов. Васандр же просит:
— Уважаемый архисоветник, я устал, и магия у меня в этом немагическом мире восстанавливается очень медленно. Постарайтесь не слишком усердствовать, иначе есть вероятность, что мне не хватит сил полноценно сгладить этому человеку память, особенно если он тоже окажется со способностями.
— Я приму это к сведению, — обещает Леонхашарт, прислушиваясь к отголоскам резких тревожных звуков
Васандр проводит рукой по кодовому замку, и тот пискляво открывается. Едва дверь распахивается, на демонов выплескивается женский крик:
— …невозможно! Должен же быть предел жадности!
Где-то наверху, у источника криков, плачет ребенок.
— Я экономный! — рявкает мужчина. — А ты тупая курица и ничего не понимаешь!
Леонхашарт застывает, шокированный таким обращением.
— Ты больной! Ты просто помешался на экономии!
— А тебе лишь бы тратить! Деньги надо беречь, беречь!
— Но не до такой же степени! Мыться хозяйственным мылом! Крутить подгузники из марли!
— Зато натуральный продукт без всей этой…
— Трусы сто раз зашивать! На Новый год в лес переться, елку нелегально рубить, хотя можно купить на базаре!
— Да они накручивают знаешь сколько? Почему я должен переплачивать?!
Ребенок продолжает надрывно плакать.
— Да ты на поездку в лес больше бензина тратишь, чем елка стоит! Зачем тебе такой счет в банке, если ты ничего не тратишь?
— Не твое дело, идиотка! Стрекоза! Тебе только дай, и ты все потратишь, все труды разбазаришь!
Переглянувшись с Васандром, Леонхашарт поднимается по лестнице.
— Нам нужна тринадцатая квартира, — хмыкает Васандр.
— Да зачем эти труды, если их результатом не пользуешься?
— Какой смысл работать, если деньги выбрасываются на ветер?
— А виски покупать — это не деньги на ветер? А внедорожник твой бензином накачивать, хотя можно машину попроще — это деньги не на ветер?
— Это другое!
— Ну ты и идиот! — рявкает женщина. — Скупердяй! Псих!
— Дура! Не нравится — проваливай!
— И уйду, а ты… хоть сдохни от жадности своей!
Несущая малыша девушка почти налетает на Леонхашарта, он едва успевает отступить. Ее мужчину он тоже замечает за несколько мгновений до того, как тот захлопывает дверь.
Девушка спотыкается, но Васандр хватает ее за рукав и спасает от падения.
— Осторожнее, — советует почти сочувственно.
Кивнув, девушка крепче обнимает хнычущего малыша и дальше спускается осторожно. «А на дворе ночь…», — Леонхашарт перевешивается через перила: