Анастасия даже не поворачивается в их сторону, не обращает на этот вопрос никакого внимания, она смотрит на чуть напрягшегося Илантиха и спрашивает:
— Как вы агитируете демонов, не обучавшихся на четвертом факультете? Чем вы их привлекаете, как убеждаете?
— Анастасия, поверьте, не все демоны, обладающие силой и возможностями, настолько бесчувственны, чтобы не понимать трудности иномирян и немагических жителей Нарака.
— О да, немагические жители. Вы только что вернулись из поездки, как там обстоят дела? Как там все устроено? Насколько отличается от этого города, помимо того, что там нет загона и системы проверки напряжения поля?
— Зависит от места. Есть, например, старые постройки: города и храмовые комплексы в горных породах. Некоторые из них поддерживаются в рабочем состоянии, реставрируются, и там действительно прекрасно, в самом пейзаже чувствуется старый, магический Нарак.
— Хотела бы я на это посмотреть…
— Я мог бы это устроить, — неожиданно для себя предлагает Леонхашарт Это проблематично, но он действительно может достать ей пропуск на немагическую территорию.
Илантих вздыхает, из чего Леонхашарт заключает, что тот хотел предложить то же самое, но с условием вступления Анастасии в партию — только как он может добыть ей разрешение. С трудом, но сможет.
— Благодарю за предложение, архисоветник, — сухо отзывается Анастасия, лишь миг смотрит на него равнодушно, в уголках ее чуть дрогнувших губ отпечатывается то ли насмешка, то ли гримаса недовольства. — Но сейчас мне надо думать об учебе и устройстве здесь.
И она снова переводит взгляд на Илантиха, теперь скрытого от Леонхашарта мощной фигурой Баашара, и спрашивает — даже просто спрашивает совсем другим тоном! — этого короткорогого партийца:
— Чем еще занимаются «Равные возможности»? Откуда вы берете финансирование? Я хотела бы узнать подробнее о вашей деятельности.
— Финансирование у нас смешанное, — любезно отзывается Илантих. — От партийных взносов — кстати, студенты от них освобождены, это так к сведению. От пожертвований, еще партия держит пакеты дивидендных акций, наши финансисты занимаются инвестициями. В общем, крутимся как можем, чтобы оказывать социальную помощь…
Леонхашарт не слушает его, не слушает что-то сказавшую третью невесту и бас Баашара, он смотрит на Анастасию, на то, как меняется ее взгляд, как мерцают в темных глазах искорки света, на движение ее бровей, и особенно — пухлых губ. У нее красивый рот, и даже легкая улыбка завораживает.
На память Леонхашарта приходят слова Гатанаса Аведдина, его вопросы, его уверенность в том, что Леонхашарт очарован, влюблен, и собственная уверенность Леонхашарта в том, что причина его внимания — в подозрении в шпионаже.
Только если бы причина внимания была в подозрениях, сердце Леонхашарта сейчас не сгорало бы от бешеной, мучительной ревности, он бы не сходил с ума только потому, что она смотрит на другого, говорит с другим, улыбается другому.
— Анастасия, хватит меня игнорировать! — Леонхашарт ударяет ладонью по столешнице, и та трескается, вздрагивает посуда.
Повисает мертвая тишина.
Леонхашарт сам шокирован вспышкой. Он никогда, никогда не выходил из себя так!
Очень медленно Анастасия поворачивается к нему, в ее темных глазах вместо ярких бликов ламп краснеют отблески его пылающих глаз.
— Архисоветник, думаю, вам стоит успокоиться. Не буду вам мешать.
Спина у нее прямая, подбородок вздернут, она шагает гордо, как Богиня, как могла бы идти правительница всея Нарака, восседающая на троне в зиккурате Архисовета. Настолько потрясающе ослепительная, что Леонхашарт лишь провожает ее взглядом.
И лишь когда Анастасия исчезает за автоматически открывшимися перед ней дверями, Леонхашарт бросается за ней. На ходу резким жестом он сбивает квадрокоптер, ринувшийся было следом, и выскакивает в коридор.
Анастасия не бежит, она так же гордо шагает по коридору.
— Подожди, Анастасия, пожалуйста, — Леонхашарт догоняет ее, и Анастасия останавливается.
— Кто дал вам право повышать на меня голос?
— Я архисоветник…
— Есть такой закон, который дает вам право кричать на студентов? — Она смело смотрит ему в лицо, хмурит брови. — И я вас не игнорировала, я отвечала, если вы заговаривали.
Она права, и Леонхашарт, хоть и знает, что дело вовсе не в ответах, теряется, не сразу находит слова:
— Почему ты любезна со всеми, кроме меня? Ты мне не улыбаешься, не говоришь со мной так свободно, как с остальными, не интересуешься моими делами…
— Потому что мне интересно говорить с другими собеседниками, это же очевидно. А у нас с вами общих тем нет.