Голос показался мне знакомым, я торопливо обернулась… И увидела нагло лыбящегося наемника Топотуна из охранников Гэмми. Смотрел он на меня.
— Что сами девки по карманам не рассуют, на шпильки себе, да булавки, то Королевский Совет с попечителями растащат, а нам как всегда — шиш чащобный! — нищенка свернула пальцы в характерную фигуру. — Точно как с прошлогодним базаром, когда на лекарские зелья собирали! Уж как я молиииила! — кликушески взвыла она.
Знакомые интонации…
— Как просииила, когда доченька моя помиралаааа от горячки гнойной! Все порооооги оббила! В ногах валялась: дайте денег, дайте! Один пузырик, один пузыречек чащобного зелья — и доченька моя была бы живая! Так не дали, жадюги! И померла моя ясочка! — она вдруг бесстыдно задрала свои лохмотья, открывая привязанный прямиком к животу сверток, рванула завязки…
И положила прямиком на устилающие прилавок вовкуньи шкурки маленькое тельце мертвого младенца с посиневшим от гнойной горячки лицом.
В толпе раздались крики ужаса, какая-то дама, смертельно побледнев, обвисла на руках мужа. А главное — на нас со всех сторон глядели осуждающе, хотя ни одной из нас в прошлом году в столице не было!
— Это мальчик. — в наступившей тишине вдруг громко сказала Камилла.
— Что? — рявкнула нищенка, хищно оборачиваясь к Дезирон.
— Мальчик это. — не отрывая глаз от жалкого, ссохшегося тельца, сказала графиня. Голос ее был спокоен, на губах играла безупречно выверенная улыбка, но я видела, как побелели вцепившиеся в край прилавка пальцы. — А вовсе не дочка, как вы говорите. Да и не ваша, я полагаю. Или вы не знаете кто у вас: сын или дочь?
— А и что, что мальчик? Что, что не мой? — вдруг также тихо и очень страшно откликнулась нищенка. — Думаешь, ему помирать-то не больно было? Не страшно? Думаешь, мать его не бегала? Не просила? В ногах у сьеров попечителей валялась, да только все гнали ее прочь! Не то что совернов золотых — сентаво медных пожалели!
— А теперь ты забрала у нее тело ее ребенка, чтоб на нем нажиться. Падальщица! — решительно отрезала Камилла.
— Слышали? Слышали, люди добрые! — потрясая кулаками, повернулась к толпе нищенка. — Что угодно придумают, чтоб все золотишко себе заграбастать! Да мы для них вовсе — не люди! Ну так и они для нас — кровопийцы хуже тварей пустошных! Бей их! — зажмурив глаза и вытянув шею, заверещала она так пронзительно, что эхо ее крика заметалось над толпой на площади, пронеслось над аллеей вглубь дворцового парка, вернулось обратно и усвистело в городские проулки.
Я поняла, что она и правда наглоталась «командирского зелья». Только оно на такие выкрутасы с голосом способно.
— Бейте. — уже шепотом повторила нищенка и вопросительно поглядела на собравшуюся вокруг прилавка толпу. Толпу ухоженных, наряженных, сытых горожан при румяных детишках и изрядных деньгах на сегодняшние покупки и развлечения.
Толпа поглядела на нищенку. Дружно и недоуменно. Девочка с вовкуньей лапкой вдруг тихонько хихикнула. И словно курок щелкнул на пистоле — в ответ грянул хохот. Хохотали все. Трясли боками и животами дородные мастера, жеманно хихикали мистрис, заливались колокольчиками юные сьёретты. Кто-то, изнемогая от смеха, лишь мог тыкать пальцем в нищенку и глухо подвывать:
— Ы-ы-ы… Ты только глянь на нее! Ыыыыы!
Нищенка открыла рот, закрыла… Надулась, словно гром-жаба перед взрывом, готова разразиться бранью…
Взрыв грохнул посредине площади. Булыжники и комья вывороченной земли взметнулись в воздух. Отброшенные взрывом человеческие тела полетели в толпу. И тут же сверху посыпались камни. Остро запахло потрохом, гарью и кровью.
Громовой хохот сменился протяжным, животным воплем напуганной толпы. Люди ринулись вон с площади, визжа и топча друг друга.
Выставленным на ведущих к дворцу улочках заслонам из охранников дома Монро толпа ударила в спину, снося их с перекрестков. Из проулков раздались совершенно звериные вопли и улюлюканье. Вооруженные дубинками, штырями от оград и кухонными тесаками городские нищие мчались навстречу убегающим горожанам. Две человеческие волны схлестнулись, огласив дворцовую площадь новым жутким воплем — страдальческим и хищным разом. Еще мгновение толпа колыхалась, а потом нищие опрокинули горожан и рванули на площадь. Те, кто не успел пробиться к выходам, теперь пытались увернуться от орущих, сквернословящих и потрясающих дубинками налетчиков.
Мгновением раньше Лерро ухватил за шкирку девочку, и вместе с вовкуньей лапкой и копилкой выдернул ее на нашу сторону прилавка — только соверны в брюшке фарфорового хрюна громыхнули.