– Я понимаю ваши чувства. Поверьте: прекрасно понимаю.
Говард посмотрел на нее с благодарностью и продолжил:
– Бабушка моей жены, Мириам, ныне покойная, пыталась объяснить мне, что вы не имеете никакого отношения к тому, что произошло. Она была убеждена, что вы и Эдвин – идеальная пара и мечтала о вашем примирении. Но я не желал прислушиваться к ее мнению.
– Не подумайте, что я пытаюсь оправдать папу или стыжусь его. Но считаю необходимым рассказать вам о нем, – спокойно сказала Хилари. – В тот вечер он сильно поругался с моей мачехой. Она опозорила его перед всеми присутствующими в ресторане людьми и уехала оттуда раньше, взяв такси.
– Так вот почему ей удалось избежать этой страшной участи, – задумчиво произнес Говард. – А я постоянно ломал себе над этим голову. А остальные из вашей компании? Где находились они?
– Катались на катере, – ответила Хилари. – Не знаю, зачем папа женился на Анне. Жили они просто ужасно. Порой мне казалось, она приворожила его при помощи каких-нибудь черных сил. Связавшись с ней, мой отец стал другим человеком. С мамой у него были совершенно иные отношения… – Ее голос дрогнул.
– С мамой они были счастливы? – осторожно поинтересовался Говард.
– Еще как! – с воодушевлением ответила Хилари. – Мы жили так дружно и ладно, что нам все завидовали! Мама была веселой, жизнерадостной, энергичной – прямой противоположностью Анны! Папа боготворил ее… Хотите верьте, хотите нет, но, живя с ней, он практически не употреблял спиртного…
Говард по-отечески пожал руку Хилари.
– Бедная девочка… Вам выпала нелегкая судьба! – Он покачал полуседой головой. – Мы с Изольдой жили так же, как ваши родители. После ее смерти мне показалось, я сам уже не живу… – Он уставился в одну точку и долго молчал. Потом, словно очнувшись ото сна, опять заговорил. – Я замкнулся и надолго отдалился от остальных своих близких. Наверное, все так и продолжалось бы, если бы вчера я не повстречался с маленькой Лили. Знакомство с ней и с вами подействовало на меня, как вспышка молнии. Я понял вдруг, что пропускаю много важного, что не замечаю продолжения жизни, а должен замечать и должен принимать в ней участие.
Хилари понимающе улыбнулась.
– Я внезапно осознал, что обязан заботиться о людях, которых люблю, помогать им и приносить пользу, а не утопать в своем безутешном горе, ведь от этого нет никакого прока. – Он серьезно взглянул в глаза Хилари. – Я очень рад, что с вашей помощью вовремя опомнился.
Щеки Хилари покрылись румянцем.
– Вы действительно не сердитесь на меня из-за Лили? Из-за того, что она появилась на свет?
Говард умиленно рассмеялся.
– Странный вопрос, дорогая моя! Разве по мне не видно, что я безумно счастлив быть дедом? Лили – чудесная девочка. Я безмерно благодарен вам за то, что вы подарили ей жизнь.
В глазах Хилари заблестели слезы.
– Они куда-то уехали вместе с Эдвином, – пробормотала она.
Говард встрепенулся.
– Наверное, мне пора уходить. Не хочу, чтобы Эдвин обнаружил меня здесь. Надеюсь, вы не станете запрещать мне приходить к внучке в гости?
Хилари довольно разулыбалась.
– Приходите к нам в любое время!
У входной двери Говард приостановился.
– Вы намереваетесь рассказать моему сыну о том, что произошло вчера?
Хилари категорично покачала головой.
– Не думаю, что Эдвин должен знать абсолютно все! – выпалила она. И испугалась, вспомнив, что разговаривает не с кем-нибудь, а с родным отцом Эдвина.
Говард же лишь одобрительно крякнул в ответ и открыл дверь.
– Надеюсь, мы расстаемся ненадолго!
Оставшись одна, Хилари некоторое время была занята воспоминаниями о только что состоявшемся разговоре. После катастрофы легко можно было понять отношение к ней отца Эдвина, тем не менее, он и раньше представлялся ей высокомерным и категоричным снобом.
Оказалось, что Говард Айртон – милейший человек, способный здраво мыслить, критично относиться к себе и прощать. Прощать Хилари ему было не за что, но он простил ее отца, а это на его месте смог бы сделать далеко не каждый.
Время шло, а Эдвин с Лили все так и не появлялись. Тревога Хилари возрастала с каждой минутой. Нет, украсть у меня дочку он не посмеет, с надеждой думала она. Не решится на столь отчаянный поступок, даже если все еще злится на меня, ведь это уголовно наказуемо.
Ей вспомнились вчерашние гневные слова Эдвина, и сердце похолодело от страха. Он сказал, что она совершила преступление, не сообщив ему вовремя о том, что беременна… Кто из них был прав? Кто виноват? И как эта правота и вина отразились на их маленькой дочери?
Услышав звук подъезжающей к дому машины, Хилари, у которой от переживаний уже мутился рассудок, выскочила во двор.
Подобно кошке, стремящейся защитить новорожденного котенка, бросилась она к задней дверце черного «ягуара», где с правой стороны, сияя от радости, сидела Лили.
– Где вы пропадали так долго? – спросила Хилари, хмуря брови, у неторопливо выходящего из машины Эдвина. На нем были полуспортивные брюки из тонкой материи и белая футболка, плотно облегающая его мускулистые грудь и плечи. Он выглядел неотразимо.
– Я показал дочери много интересного, – небрежно сообщил Эдвин, наклонился, заглянул внутрь автомобильного салона и заговорщически подмигнул Лили. Та подмигнула ему в ответ с тем же таинственным видом, явно подражая отцу.
Только сейчас Хилари заметила, что с ее дочерью произошли разительные перемены. Темно-русые густые волосы Лили теперь были коротко острижены. В мочках ее маленьких ушей поблескивали красивые сережки с крохотными прозрачными камушками, на ручках – разноцветные детские браслеты, а на груди висел яркий кулон в виде сердца.
На фоне белоснежного нового платьица, обшитого оборками, все это разноцветие выглядело довольно забавно, но Хилари, привыкшая видеть свою дочку совершенно другой, схватилась за голову.
– Ты позволил ей проколоть уши! – воскликнула она. – А где ее локоны?
Эдвин лениво облокотился на крышу «ягуара».
– Мы вместе с Лили побывали сегодня в разных местах. В салоне красоты, у ювелира, в магазинах… Оказывается, наша дочь давно мечтала проколоть ушки. Сегодня ее мечта претворилась в жизнь! – Эдвин довольно улыбнулся и посмотрел на Хилари с вызовом. – А локоны… Сейчас не модно носить косы, Хилл! Я решил, что с короткими волосами Лили будет чувствовать себя гораздо более комфортно. Она со мной согласна.
– А посоветоваться со мной? Вы не посчитали это нужным? – беспомощно спросила Хилари.
– Мы обошлись и без тебя, – холодно констатировал Эдвин.
Хилари вздохнула.
Не произошло ничего страшного, сказала она себе, пытаясь успокоиться. Поведение Эдвина вполне понятно. Он пытается доказать мне, что обладает не меньшими, чем я, правами решать, что для нашего ребенка допустимо, что – нет. Его поведение естественно. И потом они чудесно ладят, а это важнее отрезанных локонов.
Хотя мне они безумно нравились…
– Слово отца не менее значимо в воспитании маленького человека, чем слово матери, – спокойно заметил Эдвин.
– Мамочка! Ты, наверное, не видишь, какие у меня туфли. Я сейчас тебе покажу! – восторженно произнесла Лили и, глядя на мать через окно, подняла вверх обутую в лакированную туфельку ножку. – Нравится?
– Очень нравится, – ответила Хилари, усилием воли заставляя себя улыбнуться.
– Папа пообещал, что скоро мы поедем с ним кататься на яхте! – Синие глаза Лили возбужденно сияли.
Хилари вздрогнула.
Слышать слово «папа» из уст своей маленькой дочери было для нее непривычно и странно, а Лили произносила его с легкостью и явным удовольствием.
Боковым зрением Хилари видела, как уголки губ Эдвина поплыли вверх. Казалось, он прочел ее мысли.
– Ты когда-нибудь плавала на яхте, мама? – поинтересовалась девочка, не замечая безмолвного противоборства родителей.