– Нам не нужна ваша поддержка… Мы тоже вносим свой вклад, но никто… Мы просто хотим… Мы… – Запутавшись, Бомон замолчал.
Даллен отчетливо слышал его тяжелое дыхание.
– Мне нужна лишь комбинация цифр, – жестко сказал он. – Твое время истекает.
Он постарался придать своему голосу уверенность, подавив противоречивое чувство, возникающее обычно, когда он задумывался о недавнем прошлом Земли. В первые годы переселения люди вовсе не собирались бросать свою планету на произвол судьбы. Правительства вкладывали крупные суммы в поддержание городов. Сотни великих культурных центров от Йорка до Нью-Йорка, от Парижа до Пекина предполагалось превратить в памятники и музеи, куда дети Земли время от времени могли бы возвращаться, чтобы не утратить свои корни.
Но канула в Лету эпоха, когда романтики воспевали бродяжий дух, и люди, движимые тягой к путешествиям, стремились от звезды к звезде. Светила больше не манили их. В ночном небе Орбитсвиля не было звезд, зато он обеспечил землянам Lebensraum на многие тысячелетия. Земля становилась все более далекой и ненужной, деньги можно было потратить на что-нибудь более насущное, чем подновление развалин забытых земных городов. Мэдисон, административный центр по эвакуации семи штатов, оставался одним из немногих действующих городов-музеев, но даже ему уделяли все меньше внимания и средств.
Даллен взглянул на часы.
– Я больше не хочу рисковать собственной шкурой, разыгрывая из себя няньку, – крикнул он. – Счастливо оставаться!
– Тебе не обмануть меня, Даллен!
– А я и не собираюсь этого делать.
Даллен двинулся к выходу из магазина, уворачиваясь от невесомых сталактитов паутины. Мысль, что он совершает непоправимую ошибку, лишала его мужества. А вдруг Бомон на самом деле не знает шифра, вдруг он не знает даже времени, на которое установлен часовой механизм? Какие найти оправдания, если бомба взорвется и обрушит на прохожих град осколков? Добравшись до двери, он прислонился к косяку и снова учинил себе допрос: "Что ты здесь делаешь? Сколько пройдет времени, прежде чем ты собственными руками убьешь несчастного остолопа, который не способен видеть дальше собственного болота? Почему бы тебе не покончить с этой дурацкой работой и не вернуться с Коной и Мики на родной и понятный Орбитсвиль?”
Этот вопрос все чаще терзал его в последнее время. И вот теперь, в затхлой атмосфере заброшенной лавки он вдруг осознал, что нет ничего проще, нужно только взглянуть фактам в лицо и признать: приехав на Землю, он совершил ошибку. Он, Гарри Даллен, человек, привыкший всегда быть правым, глупейшим образом просчитался! Ни под этим солнцем, ни под каким другим уже ничто не сможет помешать ему вернуться домой. Они отправятся в путь через неделю.
Даллен вдруг испытал неимоверное облегчение.
– Пора сматываться, – прошептал он, глядя внутрь магазина.
– Даллен! Вернись! – пронзительно-воющим голосом позвал террорист. –Эта штука установлена на 11:20! Сколько осталось?
Даллен взглянул на часы. В его распоряжении было четыре минуты. Он быстро вернулся назад, толкнул дверь плечом и посмотрел на Бомона, на непристойно торчащий серебристый цилиндр. Со странным чувством неловкости Даллен взял бомбу в руки.
– Ты пожалеешь об этом, ублюдок, – выдавил Бомон.
– Мои часы могут отставать. – Ты хочешь убраться отсюда или…
– Шесть-семь-девять-два-семь-девять. Даллен занялся шифром, извлек детонатор и бросил его в угол. – Благодарю за помощь, Дерек.
Он вышел из кабинета и открыл тяжелую дверь в конце короткого коридора. Петли, изъеденные ржавчиной, протестующе взвизгнули. В переулке притаился неприметный автомобиль, около которого стояли два офицера –Тенди и Иббетсон. Даллен успокаивающе улыбнулся им.
– Бомба у меня, она обезврежена, а в придачу к ней имеется некто по имени Дерек Бомон. Отдыхает внутри, первая дверь направо.
– Прошу вас больше не делать подобных вещей, – буркнул Иббетсон.
Он протиснулся в узкую дверь, шагнул внутрь магазина и тяжело затопал по коридору.
Вик Тенди подошел вплотную к Даллену.
– Будете говорить с Джимом Мэллором? Он чуть с ума не сошел, пытаясь связаться с вами.
– Каждый раз, когда у меня неполадки с рацией, он… – Даллен замолчал. – Что случилось?
– Я знаю только, что Джим вас искал. – Тенди отвел глаза и попытался скрыться в здании. Даллен схватил его за локоть.
– Выкладывай!
– Я… Кажется… Что-то случилось с вашими женой и сыном, –промямлил Тенди, не поднимая глаз.
Глава 4
Мэтью вернул предохранитель в исходное положение, переведя многочисленные электронные схемы в нейтральное состояние, затем разобрал пистолет на четыре части и спрятал их в разные ящики стола.
Совершив эти манипуляции, он почувствовал себя в безопасности, но облегчение не приходило. Его первоначальный план, как выяснилось, оказался несостоятельным. Он не предусмотрел срабатывание сигнализации на третьем этаже, возможно, упустил что-то еще. Пистолет невозможно обнаружить никакими детекторами, имеющимися в распоряжении полиции, однако где гарантия, что какая-нибудь контрольная система не проследила его путь по зданию. В таком случае он скоро обо всем узнает. "Надо вести себя, как обычно", – настраивал он себя. А как ведет себя человек, услышав сигнал тревоги? Он на минуту задумался, потом нерешительно протянул руку к панели связи. Тут же возникло изображение Вика Констейна, личного помощника мэра Брайсленда. Констейн, которому исполнилось почти шестьдесят, слыл ходячей энциклопедией городского управления.
– Что происходит? – спросил Мэтью. – Что за шум?
– Подождешь минутку? Я пока не… – Констейн выслушал какое-то сообщение, решительно кивнул. – Перезвони попозже, Джеральд.
– Надеюсь, вы не забудете оповестить меня, когда начнется пожар.
Мэтью отключил связь. Он был доволен собой, он поступил разумно, уже частично замел следы, но закрыв глаза, вновь увидел, как падают Кона Даллен и ее сын… Вот они лежат перед ним…
Бессмысленный взгляд…
Глаза идиотов.
Мэтью вскочил и прошелся по кабинету. Ему вдруг стало нечем дышать. Он пошел по второму кругу, ускоряя шаг, пытаясь запутать ту часть своего "я", которая считает его, Джеральда Мэтью, убийцей. Никакие ухищрения не изменят этого факта. Кона и Мики Даллены перестали существовать как личности. Одной короткой вспышкой излучения, он сделал их мозги чистым листом бумаги, как у младенца, они уже никогда не возродятся, сколько бы ни старались доктора.
"Гарри Даллен убьет меня!" Мэтью резко остановился, сжав пальцами переносицу. Даллен был высок, силен, довольно красив. Правда, слишком много работал, чересчур много шутил, стараясь произвести впечатление непринужденного и приятного в общении человека. Но Мэтью, умевший оценивать людей, быстро распознал в нем человека жесткого, нетерпимого, способного безжалостно перешагнуть через ближнего, если это потребуется для достижения цели. Мэтью и раньше опасался его, а теперь… По спине пробежал озноб. Если Гарри Даллен проникнет в его тайну, то будет преследовать его с беспощадностью автомата.
"Ты заслужил это", – прошептал Мэтью своему отражению в большом зеркале. Двойник походил на уверенного в себе невозмутимого скандинава, которого не терзали ни недавнее преступление, ни голод, ставший почти нестерпимым. Вспомнив о фелицитине, Мэтью сунул руку в карман и коснулся золотой ручки. Хотя она вполне годилась для письма, но в ней имелось также приспособление для подачи чернил совсем другого сорта. Стоило провести короткую черту на языке, как все превратности жизни мгновенно исчезали. Это касалось не только настоящего, но и прошлого, начиная с того момента, когда восьмилетний Джеральд прибыл на Землю.
Его отец, Артур Мэтью, служил мелким чиновником в мета-правительстве и надеялся получить на Земле повышение, но лишь стал жертвой пристрастия к джину. В небольшой общине правительственных чиновников Мэдисона маленький Джеральд, страдавший от унижения за своего отца-неудачника, был обречен на одиночество. Он мечтал о том, как, получив аттестат, сразу вернется под полосатые небеса Орбитсвиля. Когда Джеральду исполнилось шестнадцать, отец погиб при странных обстоятельствах. Мать и сестра вернулись на Большой О, а он вдруг обнаружил, что панически боится полета, и еще больше – самого Орбитсвиля. Сославшись на желание продолжать учебу, Мэтью остался на Земле. Он проявил недюжинное усердие, позволившее ему сделать карьеру, и достиг такого положения, что ни один здравомыслящий человек, не посоветовал бы ему бросить работу ради возвращения на Большой О.