– Видел, как не видеть, – ответил дед.
– Что ж он с тобою не пришел?
– Ох, девонька, никуда уж боле не пойти твоему Петру. Лежит он возле бывшей Митрофаниной избы и торчит у него из сердца острая ворожья стрела, – горько ответил дед.
Молодка, потерявшая мужа, забилась в рыданиях. Вторая опасливо поглядела на деда и не стала спрашивать его о судьбе своего супруга, видать, побоялась услышать дурную весть. Она отошла в сторонку и украдкой вытирала набегающие слезы.
– А ты, красавица, не плачь! – урезонил ее старик. – Рано тебе еще плакать! Твой-то мужик жив, хотя и ранен.
– Как твои-то раны, Макар? – спросила деда Дарья.
– Болят помаленьку, но помирать пока погожу, – усмехнулся тот.
Обратный путь показался беглецам не в пример короче. Все торопились домой, тревожась о судьбе родных и близких.
Вот уже позади остался лес, промелькнула безлистая, скучная березовая роща. Вот уже виден дом... Да полно, нельзя уж это назвать домом!
На месте крепкого сруба дымится обугленный остов. Пахнет гарью и, почему-то, паленой шерстью.
Подойдя поближе, Роман понял, откуда разносится запах. Среди превратившегося в угли коровника лежат обгорелые останки всеобщей любимицы – Милки. Бедная скотинка! Все про нее позабыли в суматохе, не отворили дверей, вот и погибла она лютой смертью...
Мать и служанки начали рыдать в голос. Близняшки, испугавшись, тоже заплакали.
Роман отошел к склону холма и принялся вглядываться в снежную круговерть, пытаясь рассмотреть то, что осталось от деревни. Однако за поднявшейся метелью можно было разглядеть только черные пятна на белом снегу.
– Нужно спуститься в деревню, – сказал Роман, вернувшись к месту, где до сих пор стоял его родной дом, а теперь лишь грудились черные головешки.
– Пойдем, хлопец, посмотрим, что там к чему, – откликнулся дед.
Внизу их не ожидало ничего хорошего. Почти все жители деревни погибли, а те, что остались в живых, успев спрятаться в лесу, потеряли все, что у них было.
Мужчин, не считая деда Макара и Романа, осталось пять человек, и двое из них были ранены. К счастью, уцелело три коровы и несколько кур. Больше не осталось ничего, а до весны было еще ой как далеко...
ГЛАВА 3
Однако постепенно люди начали обживаться. Зиму пришлось доживать в наспех вырытых сырых землянках. Многие хворали, заходились в кашле. Бог миловал, никто не помер – пользовала их старая Прана целебным настоем сосновых игл и почек. Дожили до весны, а там начали отстраиваться заново.
Первым делом срубили новый дом для Дарьи с семейством, однако ж прежнего достатка уже не было. Перебивались как могли, иногда перепадала лесная дичь, за которой ходил Роман с дедом Макаром. С деревенских брать было нечего, да и не с руки – они сами чуть ли не голодали. Хорошо хоть уцелели запасы зерна да семян, оставленные на весну. Хранились они в ямах, оттого и не сгорели со всем остальным, и не нашли их вороги.
Но этих семян нельзя было есть – ведь что-то надо сеять! А чем жить в ожидании нового урожая? Избалованный Роман, да и мать его, жизнь прожившая в тереме, пропали бы наверняка, кабы не дед Макар, не преданные служанки. Хотя какими уж они теперь были служанками – всех сравняло несчастье. Теперь мать почитала их за подруг. Именно они и помогали господской семье – приносили разные травы и коренья, которые на первый взгляд и есть-то нельзя было! Ан нет – варили, парили, жарили, и оказывалось – можно! Потом стало полегче: в лесу появились ягоды.
Сроду Роман не занимался таким бабьим делом, чтоб ходить по ягоды, а теперь с радостью увязывался за матерью и ее подругами. Лазил по зарослям, выискивая ягоды костисто-сладкой малины, ползал по земле, собирая душистую землянику, и часто черны бывали его ладони и губы от ежевики. Нередко, отстав от своих попутчиков, ложился Роман в высокую, сочную траву и смотрел на белые облака, плывущие по безбрежной голубизне неба, слушая далекое ауканье и думая о нехитрой жизни своей.
Ему-то в радость, он быстро привык к новой жизни. А вот мать, не привыкшая к труду, грустила и старела на глазах. Из госпожи и хозяйки терема превратилась она в обычную мужичку. Хоть и несладко жилось за буйным, вечно пьяным мужем, а все же... Только подрастающие близняшки не давали ей совершенно потерять интерес к жизни.
Гости в доме бывали нечасто. Да и не больно их ждали – чего гостей принимать, коли клети пусты, а хозяевам того и гляди придется по миру побираться.
Однако время от времени наезжала в дом кое-какая родня, уцелевшая после татарского нашествия. Теперь, к слову сказать, все знали, что вороги, спалившие и разграбившие половину России, были татарского неисчислимого племени.
Брат матери, Иван, состоял в дружине князя Ярослава. Теперь, Ярослав стал великим князем, и Иван шибко гордился своим почетным местом. Наезжал он в гости и ранее, да редко – только когда дела где поблизости были, но уж коли приезжал, то весь дом с ног на голову становился.
Более всего после своей бедной матери любил Роман дядю Ивана. Веселый он был, бесшабашный – глаза огнем горят, любое дело в руках спорится. Радостно становилось в доме, когда приезжал дядька. За то еще с детства любил Роман его, что отец, пока дядя Иван в доме гостил, становился тише воды, ниже травы. С матерью разговаривал ласково, за косы ее не таскал, пить – и то почти не пил. Теперь же отца в живых уже не было, да Роман все равно приезду дядьки рад был.