Конвоиры отстегнули Рейнара от кресла и вывели из зала. Следом вышли, получив одобрение Хроуста, Сиротки, перешептываясь на ходу. Гетман уселся обратно на свой стул: старые ноги устали от долгого стояния. Латерфольт не спешил покидать зал, как и Шарка, которая вообще слабо представляла себе, что делать без их приказов.
– «Ваше величество»? – переспросил Латерфольт, едва двери за Сиротками захлопнулись. – Неужели это не сон, Ян? Ты правда хочешь сделать его королем?
– К нам сейчас стягиваются все, кого правление Редриха оставило ни с чем, – устало ответил Хроуст, вытирая пот из-под повязки на глазу. – Но это в основном крестьяне, отщепенцы и бывшие рабы. Нам нужны могущественные союзники. Редрих уже собирает силы…
– Рейнар однажды обманул меня ради короля, хотя в те времена еще не был таким жалким ублюдком и хотел мести! Что помешает ему обмануть тебя сейчас?
– Если Митровицы перейдут на нашу сторону, Редриху конец.
– Я всегда видел королем тебя, Ян Хроуст! Ты – Король Обездоленных… Нет, к черту королей! Ты, наверное, забыл, почему нас назвали Сиротками, когда ты якобы пал. А теперь ты готов отдать трон человеку, которого Редрих зовет своим сынком!
– Латерфольт.
Уже который раз за день имя Латерфольта было произнесено так, что тот послушно замолк.
– Даже если мы отдадим корону Рейнару после того, как свергнем Редриха, вечно он носить ее не сможет, – тихо произнес Хроуст. – И пусть Даром его не убить, он останется сломленным, слабым калекой.
Латерфольт угрюмо промолчал. Кажется, замысел гетмана ему не понравился, но он не нашел возражений. Кинув короткий взгляд Шарке, он протянул было ей руку, но тут же резко отдернул ее и выбежал из зала.
Вторая часть суда состоялась на площади, где пять дней назад Шарка и Рейнар сошлись в схватке. До сих пор Шарка старалась обходить это место стороной, боясь, что оно снова вернет ее к тем событиям. Но сейчас здесь была тьма народу, а на краю площади выстроили деревянный помост – и ей в голову вдруг пришло другое воспоминание. Она как будто перенеслась в тот день, с которого все началось: день весенней ярмарки в Тхоршице, которую она разнесла, не оставив камня на камне. Удивительно, как давно она не вспоминала, как разорвала на мелкие кусочки Пригожу и как умоляла капитана конной полиции отпустить ее с миром, еще не зная, чем обернется его отказ…
В толпе она вдруг увидела Дэйна в сопровождении Тарры. Раньше оба оставались в Таворе – Латерфольт слишком дорожил своим советником, чтобы пустить его на битву, – но теперь вместе с остальным войском Хроуста приехали в Козий Град. Статный и гордый Дэйн уже был совсем не похож на прежнего тощего заморыша, да и сама она, в новом зеленом платье, под руку с героем непокоренной Бракадии, слабо напоминала испуганную шлюху… Но пусть ей снова бросали под ноги цветы и выкрикивали ее имя, как боевой клич, гордости и счастья Шарка больше не испытывала.
Дэйн взошел на помост вслед за Хроустом и сестрой, и его первый поклон и приветствие были адресованы, конечно, гетману. Для него даже приготовили отдельное низкое кресло слева от Хроуста, чтобы мальчику было удобнее в него забраться. Позади расселись шестеро военачальников, а чуть поодаль в передней части помоста пустовало еще одно кресло – наверное, для Латерфольта, которого Шарка так и не нашла глазами в толпе.
Люди столпились по краям площади, чтобы оставить ее центр и противоположную помосту часть незанятой. Там располагалась небольшая терраса с колоннами. Когда народ застыл и умолк, конвой вывел группу людей и привязал их к колоннам. Восьмеро пленных изнывали на солнце, израненные и избитые, ожидая своей участи. На грудь каждому нацепили знамя – но не черного грифона Бракадии, а герб панов Хасгута, изображающий меч и корону.
Снова казнь, мрачно думала Шарка, вжимаясь в кресло, пока народ взывал к ней и к Хроусту. Правда, на сей раз она не палач, а свидетель – но облегчения эта мысль не приносила. Шарку даже удивило, когда ей сообщили, что в казни она участвовать не будет: ей казалось, что теперь Хроуст начнет использовать Дар при каждом удобном случае. Но, кажется, гетман был намерен сдержать данное ей слово.
Восьмеро стрелков, вооруженных луками, вышли на площадь и выстроились у помоста, глядя на Хроуста. Среди них были командир стрелков Петлич и Латерфольт. Егермейстер надел хиннский плащ, расшитый узорами его народа, тот самый, в котором привел Хроуста в Тавор. Тот самый, по которому так небрежно прошел к Шарке, сгорая от желания и нежности… Сейчас его взгляд был холоден и резок и не потеплел, когда скользнул по Шарке.