– Передаю тебе Дар Щита, от Свортека Рейнару, от богов человеку, от Изнанки – миру живых. Будь ты проклят, если распорядишься им глупо. И будь проклят, если нарушишь клятву!
Он убрал ладони с ран. Кожа все еще была рассечена, но плоть, сухожилия и сосуды под ней уже соединились. Продев в ушко нитку, Свортек укусил себя за губу до крови, облизнул кончик иглы – пузыри слюны повисли на металле – и принялся сшивать края ран, чтобы у Редриха не возникло никаких подозрений.
VI. Преданный
С плаца замок было не рассмотреть, но взгляд Латерфольта упрямо возвращался к нему, словно хинн рассчитывал, что башни расступятся и покажут ему заветное окошко. Может, стоит послать кого-то к ней? Узнать, в своей ли она комнате? А если не спит, привести сюда? Он уже собирался подозвать одного из своих новых егерей, Нанью, достойного малого, такого же, как и он, полукровку. До Йонотана, Якуба, Керама и прочих ему пока далеко, но надежда есть. Даже теперь, когда битвы снова разворачиваются на полях и в крепостях, с ружьями и пулями вместо луков и стрел, Сиротки не останутся без лесного братства. Он за этим проследит.
Но сначала нужно проследить еще кое за кем…
– Латерф!
Голос Хроуста перекрыл собой болтовню, стук молотков и скрип дерева.
Несколько дней после штурма старому гетману нездоровилось. Энергия, бурлившая в нем, заставляла окружающих забывать, что мало кто доживает до таких седин и в мирное время, не имея за спиной тридцать три года войн и лишений. Поэтому, когда возраст вдруг брал свое и сваливал Хроуста с ног, Сиротки скорее недоумевали, чем пугались. Впрочем, гетман раз за разом умудрялся одолеть старость – злейшего врага человечества, с которым не мог бы потягаться даже Свортек в дни своего наивысшего могущества. Вот и сейчас, хромой, полуслепой, но не слабее, чем молодежь вокруг, он спешил к Латерфольту с широкой ухмылкой.
– Здар, Ян Хроуст!
– Здар, дети, – отозвался Хроуст, пожимая протянутые к нему руки, в мозолях и занозах.
Обр, слуга Хроуста, семенил следом, неся в одной руке две кружки пива, в другой – огромный поднос с кнедликами, сыром и яблоками. Одну из кружек Хроуст взял себе, другую передал Латерфольту, а еда отправилась по рукам трудящихся Сироток:
– Отдохните немного, вы славно потрудились.
– И готовы трудиться дальше, во имя гетмана!
– Гетман желает, чтобы вы не грохнулись замертво от натуги. Потому – ешьте и отдыхайте. Это приказ!
Сиротки задохнулись от восторга. Эти, новые, еще не совсем поняли, под чье крыло они попали. Возможно, самым подозрительным из них сейчас казалось, что Ян покупает их расположение. Ну-ну, их ждет еще много открытий…
Хроуст и Латерфольт отошли на край плаца и присели на еще не распиленные бревна, в молчании попивая пиво. Латерфольт вдруг заметил, что отсюда замок видно чуть лучше. Окошко их с Шаркой комнаты светилось у Хроуста над ухом.
– Ты выглядишь получше, – Хроуст мотнул головой, ловя взгляд Латерфольта.
– Чем кто? – Егермейстер чуть сдвинулся на бревне, чтобы голова гетмана не загораживала ему окно.
– Чем в тот день, когда ты отшвырнул лук и сбежал с места казни, а потом мы нашли тебя валяющимся в поле.
Сердце Латерфольта застучало быстрее: эту его выходку они с Хроустом не обсуждали, и он надеялся, что гетман о ней забудет. Но злости во взгляде Хроуста не было. За шестнадцать лет Латерфольт научился по одному только прищуру точно понимать, ждет ли его серьезная трепка или нравоучительный разговор. Кажется, сейчас был второй случай.
– Помнишь, когда тебе было одиннадцать, мы устроили соревнование среди вас, мальчишек и девчонок, чтобы отобрать лучших в отряд Жовнера?
– Как же забыть Жовнера…
При мысли о предыдущем егермейстере Латерфольт содрогнулся и заулыбался одновременно. Мало кто мог бы сравниться с этим старым пройдохой, который умудрялся никогда не просыхать, но при этом оставаться самым искусным следопытом и заставлять ходить на цыпочках всех, кроме Хроуста.
– Мой наставник. Много бы я дал, чтобы еще раз перекинуться с ним хотя бы словечком!
– А вот в тот день ты не горел желанием. – Хроуст, как всегда, мигом раскусил попытку Латерфольта увести разговор в другое русло.
«Ну ладно, Ян, давай выслушаем эту историю в семидесятый раз…»
– Жовнер хотел взять мелюзгу с нами, чтобы отбросить герцога Ольшана от Номчан. Бой предстоял несложный, а он как раз пополнил бы поредевшие ряды свежей кровью. Я ожидал твоего выхода. Среди всех детей, что мы подбирали, ты был самым способным, и как лучник, и как наездник. Ты даже умел читать и писать – а вот Жовнер не мог этим похвастаться. За тобой всегда ходили толпами другие дети, потому что ты, даром что не был на них похож, сумел завоевать их доверие. Конечно, я ждал тебя там. И ты… не появился. «Где же мой Вилем? – думал я. – Неужели не знает, какие надежды я на него возлагаю?» Жовнер отобрал тогда других юнцов: пару почти таких же способных, как ты, пару более-менее толковых и еще толпу совершенных тупиц, которые годились разве что вынимать яйца из-под куриц. Потом он отправился на поиски чего-то горячительного. О том, чтобы взять в отряд мальчишку-хинна, который не явился на его зов – а Жовнер, как ты помнишь, очень не любил иноземцев и лентяев! – теперь не могло быть и речи, и даже я не смог бы его уговорить. А тебя я нашел в лесу. Ты помогал детям помладше строить домик на дереве и клялся, что забыл об отборе, хотя я обсуждал его с тобой сто раз. Я решил, что ты трус и боишься битвы. Но спустя час моих криков и твоего плача мы выяснили, что ты боялся подвести меня в бою, опозориться передо мной…