Берг проснулся и сразу же посмотрел на часы. Было четыре часа утра. В дверь кто-то настойчиво звонил.
«Если бы меня хотели убрать – но это верх глупости, – сонно подумал он, – тогда они завалят всю свою мафию, – они бы навестили меня через черный ход, там нетрудно подобрать ключи…»
Он поднялся, накинул халат и пошел к двери. Посмотрел в глазок: прямо против двери стоял высокий седой человек в очках. Он неторопливо попыхивал трубкой и периодически нажимал на кнопку звонка.
– Кто? – спросил Берг. – Кто там?
– Кочев был моим аспирантом. Днем я к вам прийти не могу – за мной и за вами следят… Если вы не хотите пустить меня, я положу вам в ящик пакет, возьмите его. Там, где написано «фальшивка»…
Берг открыл дверь и сказал:
– Проходите.
– Спасибо.
– Представьтесь, пожалуйста…
– Исаев Максим Максимович… К этому имени я больше всего привык.
– Русский?
– Я советский гражданин…
– Вы пришли ко мне как частное лицо или как представитель государства?
– Я готов выступить в обоих этих качествах… Я как-то не приучен разделять эти понятия.
– Вы меня интересуете лишь как частное лицо… Если вы представитель государства, извольте обратиться ко мне официально…
– Хорошо. Уговорились. Я – частное лицо…
– Значит, вы готовы дать свидетельские показания?
– Бесспорно.
– Почему вы пришли ко мне в это странное время?
– Потому, что приди я к вам завтра в прокуратуру, я был бы арестован у вас. А поскольку вы бы рассматривали документы, которые я сейчас вам принес, вы были бы скомпрометированы связью с красным… Айсман через Гельтоффа вручил мне эти фальшивки – их можно опровергнуть в пять минут… А вот это опровергнуть нельзя – это записка Кочева, которую он оставил для меня в отеле за три дня до своего исчезновения.
– Вы говорите, как настоящий немец…
– Я долго жил в Германии.
Берг помолчал, рассматривая ночного посетителя, а потом спросил:
– Что вы делали здесь?
– Я работал у Шелленберга… Вместе с Гельтоффом и Айсманом.
Заметив, как сузились глаза Берга, Исаев протянул ему паспорт и портмоне.
– Здесь награды, полученные мною от Франции, Югославии, Польши, Норвегии.
– Вы понимаете, естественно, что наш с вами разговор сейчас невозможен? – спросил Берг, возвращая Исаеву его документы. – Если кто-либо узнает о вашем странном визите, сомнут не меня – я этого не боюсь, – сомнут то дело, которое я веду.
– О моем визите не узнают. Я сделал так, чтобы меня ждали у вас завтра утром в прокуратуре. Я звонил вашему секретарю… как Штирлиц… Если вы сейчас откажетесь выслушать меня, вы лишитесь ряда материалов, которые вам будут необходимы. Мне казалось, что вы не относитесь к нам как к прокаженным и не считаете каждого приехавшего из Москвы агентом разведки. В конце концов, вам мешают те же самые люди, которые являются и нашими противниками…
– Ну, это я слышал, господин Исаев… Это пропаганда, не имеющая отношения к правосудию.
– А то, что я дал Павлу Кочеву тему для диссертации «Концерн Дорнброка», это имеет отношение к правосудию? Или сие тоже пропаганда?
Берг пожевал губами, несколько раз тяжело поднял глаза на Исаева, ответил наконец:
– Чем вы это докажете?
– Я продиктую вам день, месяц и год, когда это было записано в решении нашего ученого совета. Я назову вам серию статей, опубликованных Кочевым в Болгарии, Советском Союзе и ГДР.
– Пришлите мне эти данные по почте, господин Исаев.
– Но я пришел к вам не с этим. Я пришел к вам с конкретным планом действий.
– Благодарю вас, у меня есть свой план действий.
– Я не навязываю вам свои предложения. Я считаю нужным рассказать вам то, что мне известно.
– Вы не можете судить, господин Исаев, о том, какими данными я располагаю. Об этом могу судить только я. Один.
– Послушайте, господин Берг. Меня никто не уполномочивал заниматься делом Кочева, поверьте мне… Убежден, что его делом занимаются иные люди, которые не стали бы приходить ночью в дом прокурора… Неужели предубеждение, простительное мещанину, помешает вам выслушать меня? Постарайтесь понять: я с самого начала не верил в бегство Кочева. С самого начала. Я достаточно хорошо знаю этого парня.
– Каким образом вы очутились в Западном Берлине?
– Я здесь по приглашению Института социологии.
Берг внезапно вспомнил показания профессора Пфейфера: когда тот рассказывал о беседе с исчезнувшим красным, он назвал фамилию русского ученого, руководившего научной работой Кочева. Все люди, проходившие по этому делу, были выписаны у Берга, а листочки хранились дома, в сейфе.