– Я попробую поддержать ваше предложение, – сказал наконец Шорнбах.
Берг так и не сел. Он по-прежнему стоял, бессильно опустив худые длинные руки.
– Благодарю. Но ваша поддержка будет иметь смысл лишь в том случае, если вы сегодня же включитесь в дело.
– Окончательное решение принадлежит шефу. Если все будет хорошо, я позвоню вам. И скажу, что все в порядке. Это значит, что вы станете получать информацию: копии со второго экземпляра, – уточнил Шорнбах. – И пожалуйста, подготовьте более развернутую мотивировку вашего обращения именно в МАД. Формально вы были обязаны обратиться в БНД или ФСА, не так ли?
Шорнбах поднялся, зажег спичку, подпалил листки с показаниями своей жены, так и не прочитав их, и бросил в камин.
– Вот так, – сказал он, – и считайте, что мы квиты взаимными унижениями…
К своему руководителю Шорнбах не поехал: он лгал Бергу, когда говорил, что только решение шефа определит его позицию в этом деле.
Сразу после того как Берг ушел, генерал, тщательно побрившись и смазав волосы «гамбургской водой», отправился к личному представителю председателя наблюдательного совета концерна «Хёхст».
Представляя в армии интересы концерна, Шорнбах понимал, что решение конечно же предстоит принять не его руководителю, а тем силам, которые определяют экономическое могущество государства. Он, впрочем, допускал мысль, что, возможно, Дорнброк уже вошел в контакт с «Хёхстом» и тогда придется отрабатывать назад и начинать игру против Берга; но такой допуск был незначительным – Шорнбах знал о противоречиях между Дорнброком и «Хёхстом». Он понимал также, что после разговора в «Хёхсте» – хочет он того или нет – придется идти на контакт с американцами, которые тесно координируют свою работу с бундесвером. Во всех случаях он отдавал себе отчет в том, что игра, предложенная Бергом, – это серьезная игра, как бы неожиданно она ни развивалась.
Запросив Бонн по телетайпу кодированным текстом, представитель «Хёхста» получил быстрый ответ: «Попросите Шорнбаха проконсультировать этот вопрос с его старыми друзьями. Наш ответ вы получите через час».
Встретившись на конспиративной квартире с представителем ЦРУ, Шорнбах изложил суть дела, не показав ему при этом меморандум Берга.
Американец спросил:
– Вы думаете, что фракции ХДС так уж ничего не известно об игре Дорнброка с банкирами Гонконга? Тем более вы утверждаете, что он расторговывает не только ваши чертежи, идеи, ракеты, топливо, но и наш общий уран?
– Дорнброк – сильный человек… Штраус периодически ездит к нему за консультацией…
– Но и мы не очень слабые люди, мистер Шорнбах, и могу вам сказать мое личное мнение: мне такая игра сейчас не нравится.
– Вы опасаетесь, что сможет…
– Я ничего не опасаюсь, – снова перебил его американец, – мне нечего опасаться… Вы наш старый друг, вы должны понимать, что когда наступит время начать игру угодными нам режимами в Азии, то делать это придется нам, а не Дорнброку. Впрочем, я дам вам ответ завтра, часам к семи. Хорошо?
Об этом разговоре Шорнбах сразу же проинформировал личного представителя правления «Хёхста». Тот немедленно связался с Бонном.
– Если уж и предстоит начинать игру с Азией, то не Дорнброку и тем более не Уолл-стриту, а нам, – сказал председатель наблюдательного совета концерна. – Видите, коллеги, – обернулся он к помощникам, – как хорошо иметь верных людей в армии, поддерживающих деловые контакты с американцами. Посмотрим, что ответит Вашингтон; я думаю, они в обычной своей бюрократической манере запоздают с ответом или – что более вероятно – решат сами перехватить инициативу. Поэтому я думаю, нам следует попросить Шорнбаха немедленно принять предложение Берга. Я считал бы целесообразным, не откладывая, послать кого-то в Пекин и проинформировать их министерство внешней торговли об опытах, которые мы ведем в лабораториях по химической и бактериологической борьбе… – он чуть поиграл бровью, – с паразитами в сельском хозяйстве.