– А в какую работу его включать? – спросил Комуров.
Берия ответил не сразу, сунул кулаки еще глубже в карманы пиджака, несколько минут шел молча, в трудном раздумье, потом спросил:
– Кто у тебя есть из надежной агентуры в Кремлевке? Из врачей, работающих там постоянно?
Комуров начал неторопливо перечислять, загибая короткие пальцы.
– Евреи не годятся, – внимательно выслушав его, заметил Берия. Попросил рассказать о каждом подробнее; слушал вбирающе, замерев. – А вот эта твоя Тимашук… Она кардиолог?
– По-моему, сидит на электрокардиограммах.
– Годится… Кто ее вербовал?
– Абакумовцы.
– Прекрасно. Подведи к ней кого-нибудь из непосаженных еще абакумовских парней, и пусть они поработают с ней, пусть подскажут, как написать письмо в МГБ, что в Кремлевке действует банда врачей-убийц, еврейский заговор против членов Политбюро, а в основном против товарища Сталина.
Берия заметил, как Комуров, обычно краснолицый, побледнел, понизил голос:
– Кого называть? Поименно? Или вообще?
– Кто тебя в Кремлевке лечит?
– Постоянно – Коган… Горло ведет Преображенский… Егоров консультирует…
Берия поморщился:
– Нужны евреи. Коган, его брат, мой доктор – Фельдман, брат Михоэлса профессор Вовси, профессор Зеленин, тоже еврей, кстати… Но – тебя нет во всем этом. Ты – человек-невидимка. Недреманное всевидящее око. Донесение этой самой Тимашук должно попасть в руки Рюмина… Твои люди, имеющие на него влияние, помогут ему сочинить письмо Сталину… Мне – ни в коем случае. Только копия… Срок даю минимальный. Как себя ведет министр Игнатьев в последние дни?
Комуров усмехнулся:
– Хоть и болен, но пообещал научить всех нас работать без белых перчаток…
– Это в связи с чем?
– Лозовский, Перец Маркиш, Бергельсон, Фефер, словом, Еврейский антифашистский комитет…
– Верно, – Берия кивнул, – Хозяин торопит, да и костоломам не терпится вкусить дымной кровушки…
Через неделю все члены Антифашистского комитета во главе с членом ЦК Лозовским были расстреляны без суда; стихотворение Квитко «Анна Ванна, наш отряд хочет видеть поросят», напечатанное во всех школьных хрестоматиях, было предписано заклеить куском белой бумаги, зачеркнув предварительно строки тушью.
Через три дня Сталин согласился принять врачей из Санупра Кремля; профессор Виноградов (Вовси более к Вождю не подпускали) сказал то, что ему порекомендовал «старый друг», личный агент Берия (из его «золотого фонда»): «Товарищ Сталин, я не вижу особых отклонений от нормы, но вам необходим длительный отдых, по крайней мере два-три месяца».
Сталин прореагировал на эту рекомендацию спокойно (в кругу друзей называл Виноградова «куци-куц» – у профессора была такая постоянная присказка), сказал об этом Берия, заметив, что, видимо, поживет на Рице; начал собираться в дорогу. Однако через два дня позвонил в четыре утра: Берия не спал, сидел у аппарата, звонка этого ждал, ибо получил информацию, что письмо Рюмина о врачах-убийцах передано Поскребышеву.
– Немедленно приезжайте ко мне, – сухо, с трудно сдерживаемой яростью сказал Сталин.
Берия знал, что деспот в Кремле; когда вошел в кабинет, тот – пожелтевший, осунувшийся за день – поинтересовался, подчеркнуто выделяя местоимение «вы»:
– Откуда вы знали, что я здесь?! В это время я обычно бываю на Ближней!
Берия похолодел: если сказать, что звонил на дачу, Сталин спросит, с кем разговаривал, конец, провал; ответил поэтому полуправдой:
– Мне бы позвонили, товарищ Сталин… Мне звонят, когда вы уезжаете…
Сталин кивнул на две странички, лежавшие на совершенно пустом огромном столе для заседаний:
– Прочтите…
Берия внимательно прочитал текст, который знал наизусть, ибо Рюмину помогли сочинять его «верные люди».
Сыграл ярость, ударил кулаками по столу, вскочил со стула:
– Я их завтра же поставлю к стенке!
– Э, нет, – очень тихо, злобно, стараясь не сорваться, проговорил Сталин. – Сначала эта сволочь будет арестована, пройдет круги ада, скажет всю правду, а потом уж выведем на процесс… Все. Идите. Не вы, а патриот России Рюмин раскрыл заговор… Рюмин, простой следователь, а не вы, – Сталин брезгливо заключил, – отвечающий за бесценное здоровье лучшего друга всех народов товарища Сталина…
Берия побледнел:
– Товарищ Сталин, Рюмин выпестован мною, нашими людьми, мы его сориентировали на поиск…
В дверях Берия столкнулся с серым от волнения новым министром госбезопасности Игнатьевым. Тому Сталин сказал лишь несколько фраз: