Пузий Владимир
Отчаяние драконов
Владимир Пузий (Аренев)
Отчаяние драконов
ПРЕЛЮДИЯ
Все во Вселенной взаимосвязанно, и иногда незначительное событие в одном мире становится причиной гибели другого. Бывает, взмах комариного крыла приносит кому-то смерть, а кому-то - жизнь. От чего это зависит? С чего начинается?
Нам не дано знать.
Почти не дано.
Помните: "В начале было Слово"?
Но кто может с уверенностью сказать, что есть Слово? и что есть Мысль? и способен ли кто-то сказать, когда Мысль рождает материальное? и рождает ли?
Да или нет?
Кто ответит?
И кто ответит, можно ли уловить то мгновение, когда Слово перестает быть Словом и становится вещью? живым существом? целым миром? когда оно становится тобой?
И почему?
"Почему?"
Потому, что все во Вселенной взаимосвязано.
...А может, просто где-то взмахнул крылом комар.
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. УЛЕТЕТЬ С ДРАКОНОМ *
- Сначала мне показалось даже, что я заболел.
Но теперь я знаю: я прежний. Изменился мир.
- Может быть, мир заболел?
А. и Б. Стругацкие
ПРОЛОГ. СТРАННИК
Я стоял, опираясь одной рукой о каменную стену ущелья, и смотрел прямо перед собой - в долину. Это была обычная долина; каковые во множестве встречаются на этом участке Андорского хребта: отгороженная со всех сторон высокими горными пиками, только с одним узким проходом во внешний мир. "Скорее всего, здесь живут какие-нибудь разумные существа, но может статься, что она необитаема. Не все ли равно?"
После нескольких месяцев, в течение которых мои глаза не видели ничего, кроме безжизненного камня вокруг да снежно-голубого неба над головой, я был согласен и на разумных существ. Казалось, столько лет плена у горных гномов должны бы приучить меня к осторожности, но какая, к черту, осторожность, когда хочется просто лечь на мягкую землю, вдохнуть запах молодых цветов и на мгновение представить, что ты - дома! Будь что будет. Я поправил лямки дорожного метка и начал спускаться вниз.
Меня заметили сразу, как только я вышел из тени ущелья, и тут же поспешили оповестить кого-то о моем прибытии. Маленькая фигурка проворно метнулась в высокую, по плечи, траву, и только шелест сочных стеблей постепенно затихал вдали. Я устало опустился на землю, лениво пытаясь угадать, кто на сей раз: горгульи, гремлины, измельчавшие горные тролли? В любом случае спешить мне теперь было некуда, и я, развязав мешок, извлек на свет Божий ("Да нет, не Божий, а свет Создателя", - машинально поправил я самого себя и иронично усмехнулся: не все ли равно?) остатки припасов. Недожаренный кусок страйца (есть такое насекомое размером с человеческую руку, очень толстое и невероятно проворное для своей комплекции) уже успел испортиться - пришлось отшвырнуть его подальше. А больше ничего у меня не было.
Я лег на спину, заложив руки за голову, и принялся созерцать кучерявые завитки белесых облаков, проплывающие на фоне серого неба. Вечерело, и я с какой-то обреченной бесшабашностью подумал: куда же задевались господа встречающие? Или это был вовсе не дозорный, а так, приблудный лесовичок, заметивший рослого детину бандитской внешности и чухнувший куда подальше от возможных неприятностей? Мысленно я представил себе, как, должно быть, сейчас выгляжу: столько месяцев скитавшийся в горах, постоянно недоедавший и недосыпавший, усталый, как черт, в изорванных лохмотьях черного цвета, с комками спутанных, грязных волос. Н-да, та еще картинка!
Все-таки не лесовичок. Шаги по земле разносятся быстро и надежно, особенно если идет несколько взрослых троллей. Тогда они топают так, что поневоле начинаешь оглядываться в поисках убежища. Я искать убежища не стал - просто приподнялся на локте и всмотрелся в колышущуюся стену травы, которая начиналась в двух шагах от места моей импровизированной стоянки. "Ну надо же! Нет, ожидал увидеть кого угодно: троллей, гномов, даже драконов, но чтобы люди!.."
Я вскочил с земли, и на моем лице, должно быть, отразилась такая бешеная радость, что появившиеся из зарослей вооруженные до зубов молодые мужчины отпрянули, хватаясь за рукояти мечей. Потом заметили, что я безоружен, и немного успокоились. "Ну и слава Богу - пардон, Создателю, люди все-таки лучше, чем тролли или, скажем, горгульи. Хотя, конечно, и среди людей встречаются такие..."
А потом я присмотрелся к ним повнимательнее и увидел заостренные на концах уши, услышал речь с характерным акцентом и понял, что имею дело отнюдь не с людьми. И впрямь, откуда им здесь взяться? Но поскольку мои новые знакомцы упорно именовали себя не иначе как людьми или долинщиками, я не стал их разубеждать. Мне и так пришлось несладко. Новые знакомцы почему-то вдруг заподозрили меня в страшном грехе - решили, будто я горянин. Сам я понятия не имел, кто такие эти горяне, догадался только, что существа они весьма и весьма скверные. Я себя таковым не считал и попытался доказать сие долинщикам. Они вроде бы поверили; повелели мне взять дорожный мешок и отправляться с ними. Я охотно повиновался, питая меркантильную надежду поужинать у этих гостеприимных существ, а может чем Создатель не шутит, - и позавтракать.
В общем, мы отправились в дорогу. Я оказался в самом центре отряда, состоявшего из десяти молодых, лет по двадцать - двадцать пять, парней да пожилого высокого громилы с седеющими волосами, громким трубным голосом и дурными манерами. Его угловатое лицо было разукрашено старыми шрамами; внимательные, все время слегка прищуренные глаза следили за окружающим с вошедшей в привычку подозрительностью. Он передвигался стремительно и уверенно, как матерый хищник, отлично знающий свою силу и власть и пользующийся ими, когда это нужно. Именно этот долинщик заподозрил во мне шпиона "коварных горян", и он же постоянно пялился на меня с угрюмым видом в продолжение всего нашего "странствия". Я интуитивно догадывался, что любое мое недостаточно медленное движение будет расценено здоровяком как попытка к бегству, и старался передвигаться так, чтобы не спровоцировать долинщика.
Как только мы вошли в густые заросли травы, я заметил справа от тропки небольшой шалашик, мастерски укрытый от посторонних глаз. Из шалашика выглянул мальчишка лет двенадцати, и я понял, что маленькая фигурка, столь живо отреагировавшая на мое появление в долине, была вовсе не услужливым лесовичком.