На следующее утро ведьма с дочерью и двумя новорожденными сыновьями готовилась отплыть в Новый Свет. В Америке она хотела начать новую жизнь под новым именем — от прежнего слишком сильно разило смертью.
Жизель Каор погибла в огне. На борт взойдет Гвен Катерс.
Стоя перед Верховным ковеном, Люк Деверо никак не мог унять дрожь, бившую все тело, — подобного суда не боялся бы только последний глупец.
Глава ковена, Джонатан Мур, зачитывал обвинение, не скрывая ухмылки:
— Люк Деверо, ты сознательно нарушил закон этого сообщества, устроив битву с Каорами на глазах людей, и тем самым подверг всех нас большой опасности.
Важно было то, что колдунов гораздо больше беспокоил риск быть раскрытыми, чем пожар и разрушения.
— По подозрению в поджоге арестованы трое: двое из нашего ковена — те, что совершили большую глупость, последовав за тобой, — а также твой слуга. Мы не можем закрыть глаза на столь безрассудное небрежение к общей безопасности. Роду Деверо не место среди первых людей Верховного ковена. Ты, как глава своего дома, должен покинуть наш Круг.
Люк был ошеломлен — он принял бы смертный приговор, но никак не ожидал, что накажут его семью.
— Я и только я отвечаю за свои поступки. Не наказывайте весь род за то, что сделал один человек.
Мур не принял такого довода.
— Деверо и Каоры враждуют много лет, это известно давно. Однако конец прилюдному явлению магии будет положен немедленно. Доверие, которым некогда пользовался твой род, придется заслужить вновь.
«Значит, еще есть надежда!»
Люк начал лихорадочно раздумывать над тем, как ему лучше поступить, и робко спросил:
— Чем доказать нашу преданность?
Колдуны зашептались, но Джонатан Мур сделал им знак замолчать и ненадолго задумался, прищурив глаза.
— Деверо должны раз и навсегда прекратить публичное явление магии. Впоследствии вы сможете искупить вину, открыв Верховному ковену тайну Черного огня.
Люку стало дурно до глубины его испорченной души. Этот секрет был утерян; без него Деверо не имели шансов восстановить свое положение.
ФИЛИПП
Испанская граница, ноябрь
Настало время сжигать тело Хосе Луиса. По традиции следовало подождать три дня, в течение которых колдун мог воскреснуть; однако тот умер истинной смертью.
Убитый горем Филипп покачал головой и подумал: это ли предвидел его друг.
«Моn vieux[30], через какие битвы мы вместе прошли! Помолись в раю — пусть мне дадут шанс сразиться с тем, кто похитил Николь, и победить».
Остальные ждали неподалеку. Израненный Арман не мог стоять. На земле рядом с ним, дрожа от усталости, сидел Пабло; смотреть на мальчика было нестерпимо больно — слишком уж тот походил на своего покойного брата. Алонсо, опустившись на корточки, внимательно изучал обступавшую их темноту; в одной руке он держал крест, в другой — кристалл.
Филипп взглянул на тело, которое некогда служило вместилищем души его друга и учителя. Хосе Луис умер, Николь похитили, а ковен бесповоротно вступил в самую настоящую войну с силами тьмы.
Благословляя покойника, он провел рукой над его лицом.
— В этой битве мы проиграли, дружище, но клянусь тебе — победу в войне одержим.
Филипп склонил голову, ненадолго погрузился в молитву-медитацию, затем медленно и решительно встал. Юноша чувствовал себя старым и разбитым, но теперь точно знал, что делать дальше.
Остальные посмотрели на него, ожидая указаний. Он был готов вести их.
— Мы отыщем Николь и станем бороться с тем злом, что ее похитило, пока оно не распространилось дальше.
— Куда отправимся? — спросил Алонсо.
— Что скажешь, Пабло?
— В Лондон. Ее везут в Лондон, — чуть слышно проговорил мальчик.
— Значит, нам туда.
Он стал по очереди вглядываться в каждого — все отвечали кивком. Арман не отводил глаз дольше других. Филипп вздрогнул, ощутив в нем муку: тот был ранен гораздо серьезнее, чем говорил. Филипп встал на колени и, чтобы исцелить друга, положил руку ему на грудь, затем медленно выдохнул и заставил свое сердце подстроиться под лихорадочное дыхание товарища. Едва их нервные системы соединились, на него нахлынула невероятная боль, но вскоре резко ослабла — на помощь пришел Алонсо и тоже начал лечить Армана.
Когда самые опасные раны затянулись, все трое отпустили друг друга.
Филипп взял из подставки факел и поднес к поленьям, на которых лежал Хосе Луис.
— Как только его тело станет пеплом, мы отправимся в путь.