— Нет комсорга батальона — есть комсорг полка. Дело даже не в них, а в твоем желании и… и сознании. Понимаешь?
— Понимаю, Коля.
Когда Крыжановский отошел, Аня задумалась. Уж очень неожиданно все получается. И как это он придумал? Пришел, поговорил, посмеялись вместе — и вдруг такое. Вступить в комсомол! Нет, что-нибудь он напутал. Такие дела решаются не так просто. Догнала Давлетбаева.
— Скажи, ты комсомолец?
— А как же, конечно, комсомолец, даже со стажем.
— А рекомендацию ты имеешь право дать?
— Кому?
Аня ответила не сразу. Ей показалось, что если она скажет, кому, то Давлетбаев обязательно засмеется.
— Кому давать рекомендация? — снова спросил он.
Девушка опустила голову и тихо сказала:
— Мне, Рафик.
Давлетбаев действительно засмеялся. Аня съежилась.
— Врешь, не тебе.
— Мне! — твердо повторила она.
— А если тебе, — обрывая смех, сказал он, — то и разговор не должен быть.
— Почему не должен?
— Потому что ты наша герой, отчаянный герой. Хочешь, расскажу одна история? — круто переменил тему разговора Рафик.
Но Ане было не до историй. Она думала, думала, Висели звезды. Далеко на западе вздрагивали неяркие сполохи…
Шкалябин стоял на обочине дороги и смотрел на свою сильно поредевшую роту. Вот и последние солдаты прошли. За колонной, чуть приотстав, шла Аня. А за ней — другие роты, батальоны, отдельные подразделения полка, обоз.
Лейтенант выждал, когда девушка поравнялась с ним, и пошел рядом.
Аня свободной рукой взбила волосы, поправила пилотку.
— Тяжело? — спросил он.
Девушка посмотрела на пропыленные носки легких сапожек, сшитых из новенькой плащ-палатки, ответила:
— Нет, не очень. Теперь легче.
— Алехин вам привет передавал.
— Алехин? — встрепенулась она.
— Письмо вот получил. Хотите почитать?
Ане, конечно, хотелось, но она только пожала плечами:
— Темно, не прочесть.
— Вот возьмите, прочитаете, когда рассветет.
Девушка поблагодарила, взяла помятый треугольник, сунула в карман.
Разговор явно не клеился.
— Ночь, а духота не спадает, — заметил лейтенант.
— Да, — подтвердила Аня и улыбнулась.
— Чему вы улыбаетесь? — обиженно спросил он.
— Я вспомнила один случай, о котором рассказывал мне Давлетбаев. — Девушка коротко повторила рассказ о раненом на Днестровском плацдарме.
— Я знаю много других примеров силы духа, — оживился Шкалябин. — Представьте, рота идет в атаку. И вдруг навстречу ей откуда ни возьмись фашистский танк. Командир роты в смятении и вдобавок получает легкую царапину в голову. Буквально в нескольких метрах от идущего танка лежит раненый солдат. Еще несколько секунд — и он умрет. И в это время на глазах всей роты раненого спасает девушка-санинструктор, — которой нет и девятнадцати и которая пришла на фронт неделю назад. Она знала, что погибнет, и все же пошла навстречу танку, чтобы спасти раненого товарища. Девушка не погибла по чистой случайности. Командир роты после этого случая избегал встречаться с девушкой. Ему было стыдно перед ней.
— Товарищ лейтенант, — задыхаясь, проговорила Аня, — не надо… Вы преувеличиваете. Вы не виноваты ни в чем. И если хотите, — голос Ани перешел на шепот, — если хотите, та девушка, когда шла к танку, думала совсем, совсем не о себе… она думала о командире роты и ужасно боялась за его жизнь…
— А командир роты, — торопливым шепотком проговорил лейтенант, — боялся за нее, за ту девушку…
Волновались оба. Через минуту Аня снова замедлила шаги и, не поворачивая головы, спросила:
— А теперь скажите, почему вы сердились на меня?
— Я сердился на себя, а не на вас. На вас я при всем своем желании не могу сердиться. И вы это знаете.
— Я ничего не знаю! Помните, я даже не могла поддержать разговор, который вы начали было об искусстве.
— Значит, вы не забыли?
— Нет, не забыла.
— Вы когда-нибудь расскажете о себе?
— Если это вас… Но вы же сказали, что вас не интересует мое прошлое.
— Прошлое, — задумчиво произнес Шкалябин. — Почему-то мне не нравится это слово. Прошлое, по-моему, бывает только у преступников и… у женщин легкого поведения.
Аня вздрогнула. Ей показалось, что он уже знает все. И вдруг ей нестерпимо захотелось рассказать этому человеку всю свою жизнь до самого прихода в роту.
И она шаг за шагом, ничего не приукрашивая, ничего не скрывая, поведала ему все.
Аня говорила быстро, путаясь, проглатывая концы фраз, захлебываясь. Она торопилась. Торопилась узнать, что скажет Шкалябин. Ничто не было забыто, вплоть до Пашкиного подарка.