Девушка со страхом вспоминает день, когда пришла в батальон… Разве такая была, какой стала теперь? Не выругай ее тогда лейтенант, конечно, она могла погибнуть. А теперь нет, не хочется убирать! Еще много-много километров надо пройти, много ран перевязать, прежде чем будешь иметь право сказать: «Я сделала все, что могла!»
А Рафик все говорит, говорит, говорит…
Сапоги легкие, и все же ноги подкашиваются от усталости. Но это не главное. Будет дневка — все пройдет. А вот сон! Каким образом избавиться от него? Даже побасенки Давлетбаева не помогают. Никогда раньше она не думала, что желание уснуть может подавить все чувства. На дневке много не поспишь. Надо всех обойти, выслушать жалобы, перевязать лопнувшие пузыри и ссадины, привести в порядок себя. Да мало ли забот!
Впереди колонны раздается какой-то шум. Перестук ног; еще больше дробится, солдаты ускоряют шаг. От роты к роте, от батальона к батальону перекатывается ободряющее: «Привал!» И только сейчас Аня замечает блестящую на солнце тысячами солнечных зайчиков широкую гладь воды. Девушка подходит ближе и не может оторвать глаз от зеркальной поверхности огромного озера.
Командиры объявляют о дневке.
— Ур-ра! — проносится над озером.
Хочется сейчас же разбежаться и прямо в одежде плюхнуться в воду.
Солдаты торопливо скидывают снаряжение, одежду, сапоги и, осторожно переступая, словно идут по минному полю, спускаются на гальку. Через минуту прибрежная полоса озера кипит от сотен барахтающихся тел. Смех, шутки, топот ног, плеск воды — все это смешалось в какой-то возбужденно-радостной кутерьме.
Аня разыскивает Шуру, и они вдвоем убегают под развесистые ветлы, раздеваются.
— Ух! — забредая в воду, взвизгивает Шура.
Аня смотрит на нее и громко смеется. Вода теплая-теплая.
— Трусиха! Дай-ка я тебя… — И девушки с головой скрываются под водой.
— С-сумасшедшая, — высовываясь, беззлобно ворчит Шура.
— Ага, я сегодня немножечко сумасшедшая, — весело соглашается Аня и, повернувшись, уплывает.
— Анька, куда ты? — тревожится Шура.
Девушка не отвечает. Она ложится на бок и плывет, плывет… А сердце стучит: тук-тук-тук. Хочется смеяться и плыть далеко-далеко.
Над озером гудят «петляковы». Они преследуют отступающего врага.
Шкалябин еще с берега увидел Аню, заплывшую чуть ли не на самую середину озера. Никто из солдат не решался соревноваться с девушкой.
Пашка стоял по пояс в воде и со страхом следил за ней. Сам он не умел плавать.
— Не ровен час, утонуть может, — заметил Красильников.
Пашка покраснел, отвернулся. Досадно ему, что он не научился плавать.
— Товарищ гвардии лейтенант, — выбираясь на берег, тревожно обратился к командиру роты Коля Крыжановский, — вы бы приказали ей вернуться. Чего доброго — захлебнется. Ведь после похода…
— Точно, товарищ лейтенант, — подсказал Красильников, — не ровен час.
Шкалябин сам волновался за девушку, но разве она послушает? Не тот характер.
— Ведь собрание сегодня, а она… — как-то растерянно произнес сержант.
Шкалябин отложил блокнот, в котором делал зарисовки, и стал раздеваться, не спуская с девушки глаз. А она, словно зная, что он поплывет за ней, уходила все дальше и дальше. «Отругаю», — решил лейтенант и с размаху бросился в воду.
Солдаты с любопытством следили, как их командир, саженками отмеривая расстояние, гнался за Отчаянной. Откровенно говоря, Шкалябину и самому очень хотелось побыть возле Ани. Только, конечно, не здесь, на середине незнакомого озера, где черт знает что может случиться.
Пока он плыл, желание отругать девушку исчезло. Уж очень хорошо было в этой теплой и прозрачной воде. Он понимал Аню. Ему захотелось так же плыть, плыть, не думая о войне, о ее тяготах, о смерти. Над головой проносились стрижи, в прибрежных зарослях заливалась иволга. Увидев Шкалябина, Аня повернула к берегу:
— Догоняй!
Это первое обращение на ты прозвучало как-то по-домашнему, мирно. Лейтенант, забыв обо всем, бросился за ней.
— Ну берегись, ну берегись! — весело приговаривал он.
Вдруг ноги Шкалябина уперлись во что-то твердое.
— Аня, здесь можно отдохнуть!
Она недоверчиво оглянулась, увидела, что он стоит, подплыла. Нащупала ногами дно, встала. Шкалябин рассмеялся: если ему вода была по грудь, то у Ани торчала лишь голова. Аня смущенно поглядывала на лейтенанта.
— Зачем ты так далеко заплыла? — спросил он.
— А ты зачем?