От маленькой пристани отчалила парусная лодка. Она пересекла бухту, миновала рифы, вокруг которых бурлила вода, и подошла к яхте; люди, сидевшие в лодке, весело улыбались, я приветствовал их самым дружелюбным образом и предложил пришвартоваться к «Язычнику».
На руле сидел старик, кроме него, в лодке была его пожилая жена, двое молодых мужчин, женщина, двое мальчишек, очень озорных с виду, и девочка. Кожа у них была темная, но я уверен, что под загаром скрывался нежный румянец. Эти полинезийцы со смуглой кожей и длинными прямыми волосами чем-то походили на кавказцев. Они не были так приземисты, как представители негритянских народностей, которых я встречал во время войны.
Не зная; как ко мне отнестись, они хоть и улыбались, но вели себя сдержанно. Я знаками пригласил их подняться на палубу, предлагая сесть возле рубки и у поручней.
Каждого босоногого гостя я встречал сердечным рукопожатием и непринужденным кивком. Мужчины были в набедренных повязках, доходивших до колен; мальчики — совершенно голые. На женщинах были повязки, начинавшиеся на груди. Одежда островитян была очень поношена, материя прорвалась, края ее разлохматились. Мне подумалось, что даже эти куски ткани надеты лишь по случаю моего прибытия. Видно было, что живут они замкнуто и одиноко.
Старик не замедлил представиться, назвавшись вождем племени. Он обвел яхту широким движением мозолистой руки и восторженно улыбнулся. Говорил он на одном из диалектов французского языка, мало похожем на тот, который мне доводилось слышать в Алжире или Квебеке во время войны. Мы быстро нашли способ объясняться друг с другом, пользуясь такими простыми словами, как лодка, море, жена, муж, вы, приходить, уходить, Австралия, Америка и т. д. Вождь познакомил меня со своей женой, детьми и внуками.
Детишки смотрели на меня с некоторым страхом — должно быть они впервые видели белого человека. Густая белокурая борода, сильно выросшая за время плавания и теперь имевшая дюйма три в длину, напугала их. Волосы мои закрывали уши и свисали до плеч, а спереди падали на глаза. Я старался всем своим поведением показать, что ничем от них не отличаюсь, разве только цветом кожи да теми начатками образования, которые мне посчастливилось получить.
Вождь заглянул в каюту и, не увидев там никого, осведомился, где мой экипаж. Нелегко было объяснить ему, как и почему я отправился один в далекое путешествие. С грехом пополам мне это удалось. На мужчин мой рассказ произвел особенно сильное впечатление, но едва ли они поверили, что я сделал это только ради Мэри.
В молодости вождь и его жена жили в Папеэте, главном порту острова Таити. Когда началась война, их племя оказалось оторванным от мира. Услышав, что война кончилась, все они радостно закивали, видимо очень довольные, но я уверен, что они понятия не имели, кто с кем воевал.
Они не спускали с меня глаз и во всем мне подражали. Если я улыбался, они тоже улыбались, если я слушал вождя с серьезным видом, они следовали моему примеру.
Молодые мужчины, судя по виду примерно одного со мной возраста, очень интересовались «Язычником». Они были худые, широкоскулые, со слабыми бицепсами и курчавой растительностью на груди. Островитяне одобрительно трогали тали, блоки и фалы. Я показал им секстан, компас и карманные часы. Часы привели их в восхищение. Обступив меня, они удивленно ахали и охали, когда я поднял крышку и показал сложный часовой механизм.
Теперь, увидев, что у меня добрые намерения, островитяне повеселели. Даже мальчишки перестали дичиться меня. За шутками и смехом я забыл о недостатке продуктов и вынес на палубу девять банок с консервами. Когда я начал открывать их ржавым ключом, снова послышались удивленные возгласы. Однако старый вождь с гордостью заявил, что раньше ему уже не раз приходилось есть консервы.
Мы с аппетитом закусили, доставая консервы прямо руками. Я съел банку шпината, опасаясь, что он не понравится гостям. Они же уплетали кукурузу и бобы, персики и морковь, свеклу и яблочный соус, томат и спаржу. Руки то и дело погружались в консервные банки. Тем временем один из гостей увидел на мелком дне сквозь прозрачную воду самодельный якорь. Пришлось объяснить, почему мое удобное, современное судно не имеет хорошего якоря.
Вдруг поднялся страшный переполох. Мальчики, дрожа от страха и бормоча что-то, выскочили из кокпита и, перемахнув через поручни, прыгнули в лодку. Молодая женщина и девочка, спотыкаясь о наши ноги, с пронзительными криками побежали на нос. Вслед за этим из люка в кокпит вылезли Поплавок и Нырушка, сонно потягиваясь и удивленно глядя на незнакомых людей.
Один только старый вождь не испугался безобидных зверьков — оказалось, что все остальные никогда не видели кошки. Через несколько минут гости уже без всякого страха гладили котят, осыпая их ласками, к которым зверьки совсем не привыкли.
Я пригласил гостей вниз, чтобы показать им всю яхту. Девять человек с трудом втиснулись в маленькую каюту. Но как приятно было слышать их голоса в помещении, где долгое время царила тишина, нарушаемая лишь моим собственным голосом, когда я разговаривал сам с собой. Мне доставляло удовольствие слушать, как они расхваливают приборы, иллюминаторы, инструменты, фонарь, тюфяк, книги, примус. Я зажег примус, чтобы гости могли полюбоваться его пламенем. Я готов был показать им все что угодно, лишь бы слышать человеческие голоса.
Молодая женщина заинтересовалась банками из-под молока, я дал ей одну, и она осталась очень довольна. Один из мальчиков спустился в лодку, принес оттуда большую черную рыбу и положил ее передо мной. Вождь великодушно улыбнулся и сказал, что на берегу у них есть еще много рыбы. Я решил воспользоваться случаем и избавиться от многих ненужных вещей, загромождавших каюту.
Прежде всего я пересмотрел свой гардероб. Каждому из мужчин, не исключая и мальчиков, я дал по защитным штанам и по рубашке. Затем вынул из ящика инструменты, без которых мог обойтись в плавании. После этого я спустил в лодку три бачка из-под воды. Вытащив из-под койки всякий ненужный хлам, я велел мальчикам отнести все это на палубу. Кроме того, я отдал им половину своих крючков и блесен.
По выражению лиц женщин я понял, что они тоже ожидают подарков. Пошарив в сундучке, я извлек оттуда несколько скатертей, которые моя бабушка вышила для Мэри, и объяснил дамам, что из них они могут сделать сефе отличные платья. Затем я отдал им сигнальные флаги, которыми ни разу не воспользовался,— тоже в качестве материала на платья. Отдал я и две из четырех имевшихся у меня иголок и моток бечевки. Каждая из женщин получила что-нибудь из несессера, купленного для Мэри, но, как и подобает практичным хозяйкам, они гораздо больше обрадовались, когда получили полдюжины банок с крышками.
Детям я отдал журналы, книги с картинками и игрушки-головоломки.
Я благополучно избавился от хлама, а гости сочли это проявлением великодушия, и наши отношения стали еще сердечнее. Они начали рассказывать о своей жизни на берегу. Пресную воду они собирают с крыш во время дождя или берут ее из источников в кратере вулкана. Едят они плоды таро, манго и хлебного дерева, растущие в глубине острова. Кроме того, разводят свиней и кур и ловят рыбу в лагуне. Я представил себе все однообразие их жизни на маленьком клочке земли, затерянном в огромном океане.
При других обстоятельствах я принял бы приглашение моих новых друзей и, несмотря на недостаток времени, отдохнул бы денек-другой в их деревушке. Но якорь плохо держал яхту на быстро мелевшем дне, и она целиком зависела от капризов погоды. Я рассказал об этом своим новым друзьям, и один из сыновей вождя предложил остаться на яхте вместо сторожа. Но я не мог на это согласиться: он был бы так же беспомощен на яхте, как я на их парусной лодчонке.
День угасал, солнце клонилось к горизонту, и я сказал вождю, что скоро отправлюсь в путь. По его распоряжению один из мужчин вместе с мальчиком спустился в лодку, и они, ловко миновав рифы, поплыли к берегу. Вскоре лодка вернулась, доставив на яхту пресную воду, плоды дынного и хлебного дерева, таро, полсотни кокосовых орехов, пару цыплят и двух поросят.