Я уже мог бы легко забросить на ближайшую скалу галету. Шум прибоя перерос в оглушительный грохот. Просто непонятно, как Мальпело выдерживал бешеный натиск волн. Я как можно ближе подошел к разрушенному непогодой берегу, надеясь, что либо ветер стихнет, либо яхта как-нибудь проскочит опасное место.
Я решил прибегнуть к единственно возможному в таком положении средству. Но прежде я перенес надувную лодку с носа на корму и принайтовил к боканцу, чтобы в случае необходимости сразу же спустить ее на воду. Поплавка и Нырушку я привязал к пробковым кружкам и положил их в углу кокпита. Затем, схватив нож, я перерезал найтовы и риф-сезни вдоль гика, освобождая грот, и тут же вздернул его повыше. Парус наполнился ветром, и яхта вздрогнула. Подветренный борт лег на воду, возле рубки пенились волны.
Бросившись к румпелю, я увалил яхту под ветер как можно полнее. Она резко повернулась, и я чуть не выпустил румпель. Каждая волна высоко подымала яхту. Я с огромным трудом удерживал румпель. Гигантские валы обрушивались на наветренный борт, прибой бушевал совсем рядом.
Я знал, что парус долго не выдержит, но нескольких минут было бы достаточно, чтобы удалиться от скал на безопасное расстояние. Если бы парус лопнул по швам, у меня осталось бы только одно спасение — надувная лодка. Поплавок и Нырушка даже не подозревали о моей тревоге. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, похожие на два меховых шарика, и невозмутимо смотрели вперед.
Так продолжалось минут пять. Вглядываясь в туман, я уже начал надеяться, что яхта благополучно минует остров. Но тут нижняя шкаторина грота оторвалась от гика, раздался треск, и парус шумно заполоскал на ветру. Я резко положил руль на ветер. «Язычник» мгновенно увалился и пошел фордевинд. Я знал, что теперь он либо налетит на скалу, либо пройдет почти рядом с ней. И действительно, яхта прошла около самой скалы, брызги от волн, разбивавшихся о камни, полетели на палубу. Мне невольно вспомнился Пунта-де-Кокос. Котята, дрожа от холода, забрались ко мне на колени.
В эту ночь меня отнесло далеко к северо-востоку от Мальпело. На рассвете ветер был еще довольно свежим, по морю катились громадные валы, и «Язычник» с поднятыми стакселем и кливером был далеко от злополучного скалистого выступа. Никогда еще не видел я над Тихим океаном такого ясного неба: ни тучки, ни облачка, только бездонная синева. Ровный, свежий ветер дул весь день, и белые гребешки волн то и дело лизали палубу. Я сидел в холодной каюте и сшивал порванный грот. Парус лопнул по швам, углы немного протерлись, кое-где попадались дыры, с которыми тоже пришлось повозиться. Я с гордостью заметил, что лопнули только фабричные швы, а те, которые я прошил в Сан-Хосе, остались целы.
Работая иглой, я раздумывал: к чему продолжать бесполезную борьбу с ветрами и течениями? Вот уже шесть дней я почти не двигаюсь с места. Не лучше ли вернуться в Панаму, отдохнуть там, отремонтировать яхту и начать все сначала? Чем больше я думал, тем разумнее казались мне эти доводы. Но обманчивое предчувствие опять успокаивало меня. Я вспоминал о попутных пассатах, которые дули где-то совсем рядом, и чувствовал непреодолимое желание плыть дальше. По наивности я все еще не терял надежды.
Вечером я закончил работу и в сумерках тревожно глядел через иллюминатор на море. Ветер свирепствовал всю ночь, и лишь на рассвете он немного утих. Я поднял паруса и в четвертый раз повел яхту к Мальпело. Все утро я простоял у румпеля. К полудню яхта снова подошла к скалистому острову.
Весь день я плыл под безоблачным небом, надеясь, что попутный ветер будет дуть до самой ночи. Я решил, что несчастье мне приносит Мальпело, стоит ему только скрыться из виду — и все беды останутся позади. Проплывая мимо него, я стоял у мачты и с ненавистью смотрел на острые скалы, темневшие в поздних сумерках. В десять часов вечера попутный ветер все еще держался. Я закрепил румпель и, довольный, пошел отдыхать.
Утром, выйдя на палубу, я в течение нескольких минут мог еще видеть на горизонте маленькую точку. С облегчением я подумал, что скоро избавлюсь от зрелища этой уродливой скалы. А к полудню, впервые за восемь мучительных дней, вокруг не было видно ничего, кроме безбрежной глади океана.
Глава десятая
Навигация
Несколько дней дули умеренные ветры. Старик Феб выглянул из-за серой пелены облаков и ласкал поверхность океана. Я с удовольствием проводил на палубе целые дни. Не было ни тропических шквалов, ни ночных штормов, ни переменчивых ветров. В моем судовом журнале появились странные записи о голубом небе, солнечных днях, теплых тропических ночах.