Мое суденышко, очутившись между ветром и волной, нырнуло в воду. Я порадовался тому, что меня не было в эту минуту на яхте, так как волна поглотила ее нос и могучим потоком прокатилась по палубе.
Когда океан повлек яхту дальше, я хлебнул немало соленой воды. Я беспорядочно бил по воде руками и ногами, яхта прыгала и кружилась на волнах, казалось, вот-вот она завалится набок и пойдет ко дну.
Через несколько минут отчаянной борьбы с океаном я вконец обессилел. От ударов о корпус у меня гудела голова, соленая вода попала в желудок и легкие, я начинал задыхаться. Не в силах больше бороться за свою жизнь, я перестал сопротивляться, мне все уже было безразлично. Рядом я видел борт яхты и серую громаду волны, но не мог ни добраться до судна, ни уклониться от удара. Я весь обмяк, стал как бы частью моря. Я уже слышал пение сирен.
Белый корпус «Язычника» был совсем близко, он высился надо мной как стена. Мне хотелось дотянуться до него и вскарабкаться наверх. Я закрыл глаза, ожидая, что будет. Целая вереница волн обрушилась на борт яхты. Меня ударило о поручни и перебросило через них. Палуба круто накренилась, и я налетел на рубку. Яхта начала подниматься на новую волну.
Я сразу понял, что пришло спасение. Помню, как меня рвало соленой водой, как я слабо дергал мокрый узел на поручнях. Потом я скользнул в люк, кое-как задраил его за собой и бессильно повалился на пол в каюте. Я был слишком слаб и измучен, чтобы думать о чем-нибудь. Много часов катался я по полу, ударяясь о койки, когда яхта кренилась то на один, то на другой борт. Потом, собравшись с силами, я залез на койку, обвязался веревками и забылся тяжелым сном.
Глава семнадцатая
Без мачты
Когда я открыл глаза, было уже светло.
Проснулся я не потому, что выспался, и не потому, что меня разбудил свет. Даже за двое суток я не мог бы отоспаться, даже мощный прожектор не пробудил бы меня от глубокого сна. Я проснулся потому, что яхта внезапно изменила свое поведение. Теперь она взлетала и падала так резко, как никогда раньше. Она валилась то на один, то на другой борт и поднималась так высоко, что я боялся за киль.
Сперва мне показалось, что яхта кувыркается на волнах. Но потолок все время был у меня над головой, и я стал раздумывать о том, что произошло.
Больше всего меня поразило, что рев непогоды утих. Когда я впал в забытье, ураганные ветры громко завывали в снастях. Теперь же, кроме плеска воды в трюме, стука на палубе да журчания случайной волны, не было слышно почти ничего, и это показалось мне странным.
Сочетание тишины и яростной качки поразило меня.
Развязав свои путы, я добрел до люка, натыкаясь на переборки, приоткрыл люк и выглянул на палубу. Я увидел широкую полосу пены и плещущие волны. Но воздух был неподвижен. Громадные пологие валы исчезли бесследно, и вместо них вздымались и опускались отвесные водяные горы.
Я понял, что нахожусь в центре урагана — штилевой зоне, вокруг которой свирепствуют жестокие ветры. Тысячи волн, гонимые ветрами, со всех сторон сбегаются сюда, сталкиваясь и захлестывая друг друга.
Трудно передать, что это за зрелище. Представьте себе, что вы находитесь на скале, окруженной со всех сторон множеством других скал, и вдруг, словно по команде, они оживают и с остервенением набрасываются друг на друга, как голодные звери.
Вокруг, насколько хватало глаз, вздымались целые водяные пирамиды. То тут, то там их рассекали другие волны, они меняли очертания и разлетались мелкими брызгами. Палуба почти все время была залита водой, плавучий якорь стал не нужен. Яхта вертелась во все стороны, чертя мачтой воду то справа, то слева. Внезапно она взлетала высоко вверх и так же внезапно падала.
У меня начался приступ морской болезни. Непрерывная качка и вид волнующегося океана вызвали у меня рвоту. Я больше не мог сдерживаться.
Вернувшись в каюту, я снова лег на койку и опутал себя веревками. Нужно было встать, откачать воду из трюма, задраить разбитый люк, но у меня не было сил шевельнуться. Я даже не мог держаться за края койки, когда яхта кренилась, и беспомощно катался из стороны в сторону, удерживаемый от падения веревками.