Губы папы Крошки зашевелились. «Эль Президенте Колин Крошки», — произнесли губы.
Звучало звонко.
Когда народ услышит речь, которую папа Крошки распечатал и положил в портфель, его, папу, будет уже не остановить. Лимузин, утробно урча, катил по городу Сьюдад-Ольвидада. На лестнице перед Большим Народным Дворцом толпился народ. Автомобиль остановился. Народ приветствовал его в упор. Из толпы вышел маленький человечек и с глубоким поклоном молвил:
— Поднести вам портфель, о великий и благородный Министр?
Папа Крошки, не задумываясь, отдал ему портфель, довольный тем, что теперь обе его руки освободились для приветствий. Потом он обратил внимание на шею маленького человечка. На ней несомненно были разводы машинного масла. Точно такого же вида, какие обычно украшали шею его сына Кассиана. На которого, если подумать, был очень похож этот маленький услужливый человечек.
Папа Крошки с похолодевшим сердцем принялся подниматься по лестнице. Что, если портфель с его речью украдут?!
Но на самом верху лестницы стоял большой улыбающийся охранник и протягивал папе портфель. Сердце папы Крошки потеплело и размягчилось, словно поджаренный каштан. Приветственно махая руками и улыбаясь, он подошел к охраннику, взял у него портфель и прошествовал в зал совещаний Большого Народного Дворца. По дороге он украдкой взглянул на замок портфеля. Замок был в сохранности. Управиться с ним мог только очень умелый механик. Таких умелых в Нянягуа не водилось.
Кроме (но эта мысль не пришла в мозговитую голову папы Крошки) его сына Кассиана.
Папа Крошки подошел к столу. Поставил портфель перед своим креслом. Народная галерея была заполнена публикой.
Трубы заиграли туш.
Вошли члены Хунты. С портрета на стене жуткими голубыми глазами таращилась Румяная Няня.
Эль Симпатико представил собравшимся папу Крошки. Папа Крошки покрутил кодовый замок на портфеле и вынул доклад.
— А теперь предоставляю слово нашему новому коллеге, — сказал Эль Симпатико, — который посвятил себя делу чистоты и безопасности Нянягуа. Сеньор Эль Министр Колин Крошки.
Послышались голоса: «Правильно! Правильно!» и «Кто такой?».
Папа Крошки придал лицу Ответственное Выражение и встал.
— Уважаемая Хунта, дамы и господа, — сказал он. И заглянул в свой доклад.
Вернее, в то, что было его докладом.
Но как будто перестало им быть.
Доклад папы Крошки (папа это точно помнил) был аккуратно напечатан шрифтами трех разных цветов. А на этих бумажках было написано что-то черными чернилами, причем писали, похоже, обеими руками.
СПРАСИ ИХ ГДЕ ВИЛИКАЯ. ЕСЛИ НЕ СПРОСИШЬ, СИЧАС ЖЕ КРЕСЛО ЭЛЬ СИМПАТИКО ПРОВАЛИЦЦА СКВОЗЬ ПОЛ В КАНАЛЕЗАЦИЮ. И ВИНОВАТ БУДЕШЬ ТЫ. Вместо подписи — черный масляный отпечаток большого пальца.
Маленький человечек с черными волосами и чумазым лицом, стоявший в Народной галерее, определенно был папиным сыном. И определенно махал папе рукой.
Папа Крошки опустил глаза и перевернул страницу. Там было написано только: МЫ НЕ ШУТЕМ, но уже красными чернилами. Или, может быть, кровью? СИЧАС ЖЕ.
— Мы слушаем, — сказал Эль Симпатико.
Папа Крошки сообразил, что довольно давно уже пялится в свои заметки. Он шумно сглотнул.
Теперь Кассиан смотрел на него, наставив палец на пульт дистанционного управления. Рядом с ним ухмылялся Большой Багаж.
— Но прежде, — торопливо заговорил папа Крошки, — ко мне поступила от гражданина покорнейшая… ну, более или менее покорнейшая просьба. Все мы восхищаемся Великой. Так почему же нам нельзя знать, где живет эта Великая Личность? Дабы мы могли изъявить этой Великой Личности благодарность и вознести хвалу!
Наступило молчание. Брови Эль Симпатико медленно поползли на лоб. Мясистый загривок Эль Генералиссимо побагровел. Сеньор Доллар страшным взглядом уставился на свой Калькулятор.
Папа Крошки сел. Эль Симпатико высоким голосом холодно и отчетливо произнес:
— Потому что мы Недостойны. Великая должна быть Тайной. — Взгляд его обратился к портрету на стене. — Особенно в такое время, когда грядут Великие Перемены. Да здравствует Великая!
— Да здравствует Великая, — подхватили все присутствующие, и кое-кто постучал по дереву (если оно было под рукой).
Глаза Эль Симпатико, как самонаводящиеся ракеты, снова нацелились на папу Крошки.
— Няни! — рявкнул он.
Папа Крошки замер, как кролик под фарами автомобиля.
— В Камеру Смертников, я полагаю, — мягко распорядился Эль Симпатико.