В углу машинного отделения была стеклянная кабинка. К стеклу были прилеплены вырезанные из бумаги короны; занавески задернуты. Кассиан постучался в дверь и сказал:
— Ну?
— Ну что? — произнес голос.
— Нам надо запустить машины, — сказал Кассиан.
— Почему?
— Потому что они остановились.
— Та. Я их останафлифал.
Кассиан понимал машины. С людьми же дело обстояло иначе. Они думали как-то криво, наискось — Кассиан этого не понимал и понимать не желал. И он не встречал еще человека, который думал бы кривее, чем Старший Механик.
— Зачем? — спросил он.
— ЛЯ, ЛЯ, ЛЯ, ЛЯ, Я ТЕПЯ НЕ СЛЫШУ, — провыл Старшой. Занавеска отлетела в сторону. Из-за нее показалось знакомое грушевидное лицо; над ним — островерхий шлем, внизу, под застегнутым наглухо кителем, — обслюнявленный плюшевый мишка.
— Хур, хур, — раздалось рядом с Кассианом.
Кассиан обернулся и увидел Большого Багажа и гигантскую Летучую Няню в коричневом котелке и с волосатыми руками.
— МОЯ ЖИЗНЬ НЕ ИМЕЕТ СМЫСЛ! — зарыдал Старшой.
— Что?
— Они гофорят, зтесь есть фулканы, а потом они их отнимают!
— Но…
— Я ХОЧУ ФУЛКАН!
— Вы можете его получить, — сказала Летучая Няня.
— УРА! — крикнул Старшой, вращая глазами.
Кассиан вздохнул.
— Всё это очень мило, — сказал он, — но мне надо запустить машины. Так что извините, я отлучусь ненадолго.
— О-о, — проскрипела Няня Торпидо. — Вот умненький человечек. Подкинете меня до берега?
Кассиану не нравились няни вообще, а эта в особенности.
— Попробуем, — сказал он. — Постойте здесь. — Он снял форменную фуражку и надел замасленную бейсболку. — Мы тронемся через десять минут.
С помощью Большого Багажа он приступил к запуску двигателя, а Летучая Няня осталась стоять перед кабинкой Старшого. Кассиан расслышал слова «Великая» и «Тресковый фьорд». Впрочем, он не особо прислушивался — был занят.
На девятой минуте подготовка к запуску была завершена.
— Порядок? — спросил Кассиан Багажа.
— Хур, хур, — отозвался Багаж, бросив восхищенный взгляд на няню. Она ответила ему тем же.
— Пуск, — сказал Кассиан. Он протянул руку к большому золотому ключу и повернул его. Зашипел воздух. Задвигались поршни. Топливная смесь вспыхнула в цилиндрах. Трюм «Клептомана» наполнился мягким урчанием. Его белоснежный форштевень мягко повернулся к берегу.
Сорока семью секундами позже произошло следующее. Старший Механик всё еще сидел в своей кабинке — вероятно, дулся. Грабители обедали в салоне первого класса. Кассиан в кабине управления жевал сандвич с сыром и помидором и следил за показаниями приборов. В ходовой рубке штурман Ганс Шанс стоял за штурвалом и смотрел вперед.
Перед «Клептоманом» раскинулась гавань Сьюдад-Ольвидада. Ее неприглядная водная гладь была покрыта толстой масляной пленкой. До того, как Крошки украли и переименовали судно, Ганс Шанс был его капитаном. Теперешнего Капитана он, несомненно, любил и уважал. Еще он любил еду, которую готовили Примула и Шеф-повар. Любил он и грабителей за их грубоватый юмор. Но больше всех он, конечно, любил «Клептомана».
Ганс прищурился под блестящим козырьком своей белоснежной фуражки. Прямо по курсу была бетонная набережная, где можно было высадить опасную няню и повернуть обратно в море… Он протянул руку к машинному телеграфу. Пора сбавить ход, чтобы деликатно подвести любимую яхту к причальной стенке…
Няня Торпидо думала: мужчина с наколками на лице и ручкой на затылке…
«Рррррр», — думала Няня Торпидо.
Большой Багаж тоже думал. Няня Торпидо. Большая и сильная…
«Урррррм», — думал Большой Багаж.
Но Няня Торпидо думала кое о чём еще. Она думала, что день начался из рук вон плохо, но заканчивается хорошо. Великая будет очень, очень довольна…
Когда Ганс Шанс повернул ручку машинного телеграфа, зазвонил колокол, и стрелка на шкале в кабине управления указала; СТОП, МАШИНА. Кассиан протянул руку к рычагу, чтобы остановить двигатели.
Но не дотянулся.
Раздался вопль. Два огромных белых паука метнулись через кабину управления и схватили Кассиана за руку. Не пауки, понял Кассиан. Руки. Руки Старшего Механика Кронпринца Беовульфа Исландского (низложенного) выдернули Кассиана из кресла и толкнули рычаг на ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД. Сквозь рев машин как будто донесся чей-то вопль.