— По-моему, он был тобой увлечен, — медленно произнесла Каролина.
Шарлотта закрыла глаза и покачнулась, вспоминая, как приятно было с ним танцевать или сидеть рядом в коляске, катаясь по парку. Один раз ей показалось, что он вот-вот ее поцелует, но им помешали, и поцелуй не состоялся.
— Аласдэр Макгрегор. В нем было все, чего я хотела от мужчины.
Она открыла глаза и обнаружила, что Каролина понимающе смотрит на нее. Вздернув подбородок, Шарлотта встала, подошла к окну и невидящим взором посмотрела на садик, поигрывая шнуром от шторы.
— И до сих пор есть.
Глава 2
Аласдэра Макгрегора преследовали.
Это ощущение стало привычным за те несколько дней, что он вернулся в Лондон. Вместе с наступлением утра появлялись барышни, мистическим образом подворачивающие щиколотки на ступеньках, ведущих к его парадной двери (при этом барышни немедленно сообщали, что им требуется длительный восстановительный отдых в его доме). После обеда те случайные дамы, мимо которых он проезжал верхом, внезапно падали в разнообразные водоемы, украшающие лондонские парки, громко кричали, барахтались в воде и призывали его на помощь. А вечерами вдовы, ни с кем не связанные любовными отношениями, соблазняли его своими теплыми, надушенными телами, намекая на постель, причем не обращали ни малейшего внимания на такие мелочи этикета, как приглашение или хотя бы влечение.
Дэр прожил на свете уже тридцать два года, он был высок и достаточно широк в плечах, да еще и гордо носил титул седьмого графа Карлайла — все это делало его желанной добычей в глазах дам из светского общества, в особенности тех, кто вышел на ярмарку в поисках мужа.
— Бэтсфоум!
— Да, милорд?
— У меня покалывает в затылке.
— Опять, милорд?
— Да, опять. На горизонте появилась леди?
Дворецкий, шедший перед своим хозяином, остановился, осмотрел улицу, вздохнул и повернул к Карлайлу скорбное лицо.
— Юго-юго-запад, милорд. В розовом фаэтоне такого ядовитого цвета, что от одного взгляда на него у меня резко заболел левый висок.
Дэр выругался и ускорил шаг.
— Должно быть, это миссис Бентон. Она последние три дня пытается привлечь мое внимание. Близко? Как думаешь, мы успеем дойти до «Данбриджа и Сторма» до того, как она с нами поравняется?
Бэтсфоум, изначально нанятый в качестве дворецкого, но теперь (поскольку граф, к сожалению, больше просто не мог никому довериться) ставший заодно секретарем, лакеем и писцом, прищурился — яркое послеполуденное солнце било прямо в глаза — и смерил взглядом расстояние до конторы юриста.
— Вряд ли.
— Проклятие!
Плечи дворецкого поникли, и его обычная сутулость стала еще заметнее. Темноволосый и темноглазый, с кожей цвета неочищенного лимона, он шел по жизни в самом центре вечной тучи уныния.
— Мы обречены. Бесполезно, милорд, вам придется пожертвовать мной и поспешить вперед. Моя нога вас только задержит.
Дэр мгновенно замедлил шаг, обернулся и кинул на дворецкого вопросительный взгляд. Сержант Бэтсфоум, воевавший в его отряде, когда они служили в Двенадцатом легком драгунском полку, активно участвовал в спасении Англии от Наполеона, но это стоило ему правой ноги.
— Черт побери, старина, почему ты не сказал мне, что у тебя болит нога? Я бы нанял экипаж.
Бэтсфоум пожал плечами, демонстрируя покорность, собственную никудышность и чувства настолько подавленные, что и словами не выразить.
— Я всего лишь жалкий слуга, милорд. Я живу, чтобы выполнять ваши малейшие прихоти. И если вы потребуете, чтобы я шагал на остатках ноги до тех пор, пока от нее останутся только кожа и кости, — что же, каждый миг бодрствования я посвящу выполнению этого приказа. Моя жизнь принадлежит вам. Я благодарен вам за то, что вы решили нагрузить мои хрупкие плечи множеством заданий, обязанностей, работ и ответственностей, для выполнения которых вы столь благосклонно сочли меня пригодным. Я каждое утро падаю ниц, благодаря небо за то, что наступил рассвет нового дня, в течение которого я смогу провести долгие, тяжкие часы, работая, чтобы ваша жизнь наполнилась легкостью и комфортом. И я буду шагать на целой ноге, хотя она и скрючена ревматизмом, и каждый вечер благодарить Создателя за то, что Он послал мне хозяина, который не снисходит до того, чтобы баловать меня, несмотря на тяжелые и почти смертельные раны, полученные мной, когда я сражался за свою любимую страну. Я испытываю величайшее наслаждение, почти восторг, когда могу пострадать на алтаре вашего счастья.