— Юристы хороши на своем месте, но их место не рядом с Аласдэром!
— Это ваше место, и больше ничье, — согласился дворецкий и отдал Шарлотте честь.
— А, следовательно, именно мне и придется действовать.
— Да, мэм! — Бэтсфоум выпрямился и замер, лишь поскрипывание его деревянной ноги нарушало тишину комнаты. Шарлотта посмотрела в пустой камин, постукивая пальцем по подбородку, потом кивнула и направилась к выходу.
— Я сама займусь этим человеком, утверждающим, что он кузен Аласдэра. И когда разберусь с ним, Дэр поймет, что я могу быть полезной. Бэтсфоум?
— Я здесь, мэм, и всегда буду здесь, независимо от того, как сильно болит моя неудачливая конечность. Мне не терпится узнать, как я наилучшим образом могу услужить вам и хозяину.
— Карета должна быть подана немедленно. Мне нужно нанести несколько визитов!
— Всю дорогу до конюшни я буду лететь, как ветер, мэм, — произнес Бэтсфоум, еще раз резко отдал честь и повернулся с военной четкостью, несмотря на зловещий скрип деревянного протеза. — Буду мчаться быстрее птицы. Буду бежать, как заяц от гончих. Полечу со скоростью падающей звезды. Мои ноги, в том числе и неудачливая, превратятся в вихрь, когда я…
Шарлотта возвела глаза к потолку и перебила дворецкого, пока уши не скрутились в трубочку:
— Бэтсфоум!
Он подобострастно наклонил голову.
— Идите. Через полчаса жду карету.
Он поклонился так, что носом уткнулся в колени. Шарлотта поморщилась — совсем чуть-чуть, чтобы не появились морщинки, и вышла из комнаты, мысленно составляя и тут же отбрасывая планы касательно Притворщика Джеффри. В таких случаях, как этот, Шарлотта справедливо полагала, что две головы лучше одной:
— Каро мне поможет. — Она улыбнулась и стала подниматься по лестнице, чтобы надеть более подходящее для визитов платье. — Обязательно. Она меня очень любит и ни в чем не может отказать. В это тяжелое время я могу полностью на нее положиться.
— Нет.
— Каро…
— Нет!
— Но ты даже не выслушала…
— И слушать не хочу! Шарлотта, ты хитростью вовлекаешь меня в один скандальный план за другим, но теперь я должна положить этому конец. Я не могу тебе помочь.
— Это вопрос жизни и смерти!
— Ничего подобного. Это только вопрос твоей гордости. Ты сказала, что лорд… мистер… о, как я теперь должна называть твоего мужа?
— Он лорд Карлайл, но ты можешь называть его Аласдэр, если хочешь.
Похоже, эта мысль Каролину ужаснула — ужаснула до такой степени, что она остановилась прямо посреди Гайд-парка. Ее горничная и лакей Шарлотты, шедшие на учтивом расстоянии от них и фамильярно болтавшие, что Шарлотта отнюдь не одобряла, уселись на ближайшую скамью.
— Я не могу!
— О, фазаньи перья! Устраиваешь столько шума из ничего! Ну, хорошо, называй его Макгрегор.
Шарлотта якобы беззаботно покрутила зонтик и улыбнулась проходившим мимо дамам.
— Миссис Хокинс сильно пополнела. Как ты думаешь, она опять беременна?
— Сомневаюсь. Весь прошлый год мистер Хокинс провел в Бельгии. Так вот, твой муж успел посоветоваться с юристами, так что тебе незачем носиться с очередным твоим безмозглым планом.
— Ну как это незачем, Каро? — возразила Шарлотта, не попавшись на удочку со словом «безмозглый», и по привычке продемонстрировала свои ямочки нескольким верховым денди, смотревшим в их сторону. Опять выглянуло солнышко, и прогуливаться в парке было исключительно приятно, особенно по Роттен-роу, потому что они видели всех и их видели все. Но все же у нее есть важное дело, и нельзя ставить удовольствие выше долга. Вытащив из ридикюля небольшой блокнот, Шарлотта взяла Каролину под руку. — Юристы печально известны своей медлительностью, а у меня нет времени прохлаждаться. Кроме того, я не уверена, что могу доверять им и что они примут решение в пользу Аласдэра.
— Но…
— Только ты можешь мне помочь — ты самый надежный молочник слухов, Каро!
— Источник.
— Ты прекрасно понимаешь, в каком шатком положении мы с Аласдэром сейчас находимся. Еще один скандал, и даже я не смогу спасти наше положение в обществе. Поэтому я обращаюсь за помощью к тебе, к моей ближайшей и любимейшей подруге и наперснице. — Шарлотта заморгала и промокнула носовым платочком несуществующие слезы. — Мне больше не к кому обратиться.
— Я знаю, что ты не плачешь. Ты терпеть не можешь плакать. От слез у тебя глаза краснеют и опухают, и еще иногда ты икаешь, поэтому нечего меня дурить и притворяться, что ты плачешь над чем-то настолько пустяковым.